Николай II
Шрифт:
В этом коротком послании все сказано: трагические результаты лета 1915 года — около 2 миллионов жертв, нехватка людей и, того больше, винтовок. В этой картине не хватает еще одной подробности: для пушек нет больше снарядов. Конечно, в такое положение попали все воюющие страны, так как никто не предполагал, что война будет столь долгой. Однако ни в одной стране нехватка боеприпасов не была такой драматичной. Для исправления положения командованию приходилось предпринимать безумные штыковые атаки, чтобы обмануть противника относительно подлинного положения в войсках. Иногда удавалось ввести противника в заблуждение, однако русские войска были вынуждены оставить Польшу.
На письмо Николая Александра ответила: «Я никому ни слова об этом не скажу, только нашему Другу, чтобы он тебя всюду охранял».
Другу, то есть Распутину, который в курсе всех секретных дел.
Занимавший
«Распутин ездил в Царское Село, и ему давал поручение Рубинштейн узнать о том, будет ли наступление или нет… Причем Рубинштейн объяснял близким, что ему это нужно для того, покупать ли в Минской губернии леса или нет?.. Надо сказать, что, трезвый, он [Распутин] ничего не рассказывал, но ему нужно было бутылку портвейна или мадеры, и тогда он рассказывал… «Приезжаю я, — говорит, — в Царское, вхожу: папашка сидит грустный… Я его глажу по голове и говорю: — Что грустишь? — Он говорит: «Все мерзавцы кругом! Сапог нет, ружей нет — наступать надо, а наступать нельзя!» — «Когда же будешь наступать?» — спрашивает Распутин. «Ружья будут только через два месяца, раньше не могу»».
Было ли это правдой или нет — Хвостов давал показания перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства после Февральской революции. Эти сообщения и письма показывают, как принимались решения. В то время небольшой круг посвященных — тех, кто с Александрой, Распутиным, Вырубовой и министрами Распутина осуществлял политику, которая, как считали, вела страну к гибели, — называли «камарильей». Власть все больше и больше отделяют от страны, от Думы и даже от министров.
Поражения, понесенные в 1915 году, замена великого князя Николая Николаевича на посту главнокомандующего самим царем, тяжелое положение с продовольствием в тылу, нехватка боеприпасов на фронте, тревога за такое безобразное положение вещей вызывают бунт среди «активных слоев населения». Буржуазные деловые круги, земские деятели, военное командование, предчувствуя приближающуюся опасность — прежде всего революции в самый разгар войны, — подготавливают выступление против Николая II как «бездарного царя»: чтобы спасти Россию и царизм, его надо заменить.
Эта идея зародилась после появления осенью 1915 года статьи В. Маклакова в «Русских ведомостях» — «Трагическое положение. Безумный шофер». Эти крылатые слова облетели Россию.
«Вы несетесь на автомобиле по крутой узкой дороге; один неверный шаг — и вы безвозвратно погибли. В автомобиле — близкие люди, родная мать ваша.
И вдруг вы видите, что ваш шофер править не может; потому ли, что он вообще не владеет машиной на спусках или он устал и уже не понимает, что делает, но он ведет к гибели и вас, и себя, и если продолжать ехать, как он, перед вами — неизбежная гибель.
К счастью, в автомобиле есть люди, которые умеют править машиной; им надо поскорее взяться за руль. Но задача пересесть на полном ходу нелегка и опасна; одна секунда без управления — и автомобиль будет в пропасти.
Однако выбора нет — и вы идете на это.
Но сам шофер не идет. Оттого ли, что он ослеп и не видит, что он слаб и не соображает, из профессионального самолюбия или упрямства, но он цепко ухватился за руль и никого не пускает.
Что делать в такие минуты?
Заставить его насильно уступить свое место? Но это хорошо на мирной телеге или в обычное время на тихом ходу, на равнине; тогда это может оказаться спасением. Но можно ли делать это на бешеном спуске, по горной дороге? Как бы вы ни были и ловки, и сильны, в его руках фактически руль, он машиной сейчас управляет, и один неверный поворот или неловкое движение этой руки — и машина погибла. Вы знаете это, но и он тоже знает. И он смеется над вашей тревогой и вашим бессилием: «Не посмеете тронуть!»
Он прав: вы не посмеете тронуть… Более того, вы постараетесь ему не мешать, будете даже помогать советом, указанием, действием. Вы будете правы — так и нужно сделать. Но что будете вы испытывать при мысли, что ваша сдержанность может все-таки не привести ни к чему, что даже и с вашей помощью шофер не управится, что будете вы переживать, если ваша мать при виде опасности будет просить вас о помощи и, не понимая вашего поведения, обвинять вас за бездействие и равнодушие?»
Шофером был Николай II, матерью — Святая Русь, умелые люди — частные, но представляющие общественные интересы «союзы», которые
«Нерадение» правителей, как говорили в то время, приводит к созданию различных обществ, которые получают у царя или правительственных деятелей разрешение оказывать правительству помощь в спасении России. Естественно, им приходилось действовать с большой осторожностью, дабы не обидеть высшее чиновничество, ревниво оберегавшее свои права. Первым показал пример «Красный Крест»: эта поначалу скромная организация постепенно берет в свои руки управление всеми медико-санитарными делами страны. Земства также объединились в возглавляемый князем Г. Е. Львовым Всероссийский земский союз, который занимался делами беженцев, размещением военнопленных и т. д. Затем был организован Центральный военно-промышленный комитет, созданный и возглавляемый Гучковым. Целью его было рационализировать производство продукции, предназначаемой для фронта. Одновременно из-за нехватки продовольствия и товаров в тылу образовалась большая сеть потребительских кооперативов: в 1917 году функционировали 35 тысяч кооперативов, охватывающих 10 миллионов членов.
Эта инициативная деятельность свидетельствовала о жизнеспособности общества, и все же правительство смотрело на нее с недоверием. Правительственная администрация видела, как постепенно ее функции переходят в другие руки, но была бессильна затормозить это движение. Не отдавая себе в этом отчета, русские люди начали управлять собой сами: и армия, и промышленники, и даже потребители.
Революция еще не победила в умах, но начала осуществляться в делах.
Легальная оппозиция, так же как различные общества и земства, оставалась довольно нерешительной, и все же люди, вынашивавшие одинаковые идеи, начали сближаться для того, чтобы действовать в одном направлении, в частности в Думе, когда пришло к концу временное прекращение ее деятельности, объявленное в 1914 году. По инициативе октябристов большинство депутатов объединилось в «прогрессивный блок», к которому примкнуло несколько членов Государственного совета и министры. Цели блока оставались довольно умеренными, поскольку он даже не осмеливался потребовать ответственности министров перед Думой и заявлял лишь о правительстве, пользующемся доверием. Конечно, он требовал изменения методов правления, прекращения преследования лиц, не совершивших преступлений, возвращения административных ссыльных, прекращения преследования по религиозным мотивам, отмены мер, принятых против евреев, восстановления украинской прессы, деятельности профсоюзов, а также различных видов взаимопомощи и т. д. Председатель Совета министров Горемыкин, проявлявший особую бдительность, когда речь шла о защите прав самодержавия, отнесся неодобрительно к созданию блока, организованного «нелегально». Блок же начал кампанию против правительства, к которой присоединились кадеты. Премьер-министр счел всю эту «возню» несвоевременной и незаконной, утверждая, что положение в стране не является столь тяжелым…
«Правительство или утаивает от нас правду и нас обманывает, или оно слепо, и это говорит о его некомпетентности», — заявил Маклаков в Думе, вызвав своими словами взрыв аплодисментов.
Горемыкин закрыл эту сессию Думы.
Негодование Гучкова, Милюкова и Маклакова по этому поводу было тем более велико, что они своими действиями думали предотвратить возрождение нелегальной оппозиции, которой все они опасались, так как положение было тяжелым как на фронте, так и в тылу, где нехватка продовольствия, понижение покупательной способности населения и репрессии вызывали недовольство, о котором свидетельствовало забастовочное движение, возобновившееся с необычайной силой.
Одновременное проведение различных демонстраций говорило о наличии централизованной организации: между подпольными кружками в России — большевиков, меньшевиков, эсеров и анархистов — и их руководством за границей снова восстановились тесные отношения. «Военные неудачи помогают расшатывать царизм, — писал Ленин из Швейцарии Шляпникову, находившемуся в России, — и облегчают союз революционных рабочих России и других стран».
Он писал в это время труд «Империализм, как высшая стадия капитализма», где доказывал, что, вопреки представлениям социалистов до 1914 года, революция разразится не в той стране, где капитализм наиболее силен, но в экономически слабо развитом государстве, которое не сможет выдержать военных усилий; это опрокинет догматические установки марксизма и сделает более вероятным взрыв в России, чем в какой-либо иной стране.