Николай II

Ферро Марк

Для царевича Александр III оставался примером «несравненного отца». Когда он умер в 1894 году вследствие нефрита, сведшего его в могилу за несколько месяцев, Николаю только что исполнилось двадцать шесть лет.

Страсть к опере. Первые любовные увлечения

Николая воспитывали по-английски: спорт, языки, снова спорт, выправка, хорошие манеры, снова спорт, танцы, верховая езда. Прекрасное телосложение и почти ничем не заполненная голова… Правда, самый известный русский историк Ключевский преподавал ему историю прежних царей, но это легендарное прошлое никак не было связано с делами России его дней. Что касается литературы,

то он ее почти не знал и вкус к ней у него появился значительно позже. Он был воспитан как принц, но не научен тому, что должен уметь царь.

Еще подростком он был произведен в командиры эскадрона привилегированного Преображенского полка, входившего в личную гвардию царя. По словам биографа Николая II историка Грюнвальда, состоявшего в свое время в этой гвардии, разница между Преображенским полком и другим прославленным полком, например гусарским, заключалась в том, что преображенцы были меньше известны своими попойками, а больше увлекались лошадьми и женщинами, слыли самыми отменными знатоками уставной службы и отличались безукоризненной выправкой на парадах.

Николай чувствовал себя отлично в кругу офицеров. Он не пропускал ни одной вечеринки, на которых шампанское лилось рекой и после которых с похмелья разламывалась голова.

С преображенцами отправлялся часто в оперу, куда его совсем маленьким водили родители; поэтому-то он и стал истинным ее знатоком.

В юности его учителем был профессор Цезарь Кюи, один из композиторов «Могучей кучки», который преподавал в Артиллерийской академии, а заодно прививал своим ученикам любовь к гармонии. Отец Николая II поощрял развитие подлинно русской оперы; он почитал Чайковского, которому были устроены национальные похороны, и способствовал сооружению памятника Глинке. В юношеские годы Николая II опера приобрела необычайную популярность: в 1890 году в России гастролировало более шестидесяти оперных трупп.

Эти спектакли давали юному Николаю своеобразное представление о монархии, о себе как о державном властителе, о величии русской нации, о патриотизме крестьян. Например, в опере «Жизнь за царя» Глинки, которую он слушал неоднократно, действие происходит в 1613 году: крестьянин Иван Сусанин заводит в глушь леса польского князя и его войско, чьи планы он разгадал — воцариться на троне Романовых под предлогом защиты их от врагов.

Царевич восхищался Глинкой, Чайковским, Мусоргским. Дневник Николая [3] — а он вел его вплоть до самого отречения — подтверждает это страстное увлечение оперой.

3

Это был не столько дневник, сколько заметки, записанные сразу вслед за событием, легковесность которых в немалой степени способствовала созданию образа императора слабого и ко всему безучастного.

Только в январе 1890 года он побывал, как он пишет, на шестнадцати представлениях в опере и театре. Он посмотрел в этом месяце «Ревизора», «Спящую красавицу», «Руслана и Людмилу», «Мадемуазель Еву», «Бориса Годунова», «Евгения Онегина», «Мефистофеля», еще раз «Спящую красавицу».

Николай столь же высоко ценил балет, как и публика, посвященная во все тайны этого искусства. Благоговейное молчание, легкий шум восхищения — сама атмосфера Мариинского театра превратила его в волшебный мир, в котором русская школа балета утвердила свое превосходство.

В значительной степени она обязана этим Мариусу Петипа, не имевшему себе равных в балете до появления Дягилева и Айседоры Дункан в 1908 году. Он передал русскому балету в наследство академические традиции и виртуозность итальянской школы, вызывавшие восторг в таких разных постановках, как «Спящая красавица», «Лебединое озеро» или «Коппелия».

Высшее общество замирало от удовольствия на этих спектаклях, а Николай — на репетициях.

«Когда Петипа появлялся на сцене, все уже было окончательно отработано: он никогда не импровизировал… Он не смотрел на танцовщиков, когда показывал им различные па, движение рук, сопровождая свои жесты чудовищным русским: «Вы к моя… она к твоя… моя к вам». После десяти лет это все, что он мог произнести на языке Толстого. Однако перед распределением ролей он требовал подробностей о частной жизни танцовщиц или танцовщиков. «Вы кого-нибудь любили?» — спросил он у одной балерины. «Да», — ответила она, краснея. «А вы страдали?» — «Нет», — ответила она, смеясь. «Тогда вы не сможете танцевать Эсмеральду. Чтобы хорошо станцевать Эсмеральду, надо пережить любовные страдания»».

Один из самых блистательных спектаклей Николай II показал во время визита Вильгельма II в Петергофе — этом «маленьком Версале» — у одного из озер, окружающих дворец. Возле озера был возведен полукружием помост, на берегу сооружена сцена, оркестр располагался чуть дальше в огромной золоченой клетке, а еще дальше, на островке, из грота появлялись танцовщики. Приглашенные приплывали на лодках, освещенных электрическим светом, что придавало феерический вид всему зрелищу. После увертюры к «Фетиде и Пелею» Делиба и Минкуса танцовщики выходили из грота. С помощью установленных зеркал создавалось впечатление, что они танцуют на волнах. Это было настоящее чудо.

На одном из балетных спектаклей Николай встретил свою первую любовь. Он присутствовал вместе с отцом и матерью на конкурсе выпускников балетной школы. Это было 23 марта 1890 года. Самую блистательную из конкурсанток звали Матильда Кшесинская; происходила она из артистической семьи. Она выступила с па-де-де из балета «Вздорная девчонка» и имела огромный успех. По традиции по окончании конкурса императору представляли членов жюри, учителей и учеников. Но как только Александр III вышел в фойе, сразу же раздался его громоподобный голос: «Где Кшесинская?»

«Меня представили, — рассказывала Кшесинская, — я поприветствовала царя и, как того требовал этикет, поцеловала руку императрице… Тогда император мне сказал: «Вы станете славой и украшением русского балета». По правде говоря, я восприняла в тот момент это как приказ, а не как комплимент и снова поклонилась». Когда садились за стол, император снова подозвал ее, попросил подвинуться сидевшего слева и пригласил молодую балерину сесть рядом. Затем подозвал царевича, посадил его слева от Матильды Кшесинской и сказал: «Будь благоразумен, не натвори глупостей…»

Они сразу влюбились друг в друга. Любовная идиллия длилась несколько лет… Затем наступила разлука. Наследнику престола следовало жениться на принцессе, равной ему по происхождению.

Царевич сказал Матильде: «Ты можешь продолжать встречаться со мной и говорить мне «ты». А главное, — добавил он со слезами на глазах, — в случае необходимости можешь всегда рассчитывать на меня… Что бы ни случилось, дни, проведенные с тобой, останутся для меня самыми счастливыми воспоминаниями моей жизни».