Николай Клюев, Куняев Сергей Станиславович

Николай Клюев

на обложку

Куняев Сергей Станиславович

Шрифт:

Публикации «Песни о Великой Матери» в «Знамени» в 1991-м и «Каина» в «Нашем современнике» в 1993-м шли уже на фоне государственного и общенародного развала и крушения. Должно было пройти время, схлынуть чёрные волны, прежде чем стало возможно не торопясь, спокойно и вдумчиво оценить и осмыслить сокровища, доставшиеся нам от «моржа златого».

Клюева некогда не замечавшие его любители Серебряного века стали всеми возможными способами вписывать и втискивать в этот самый Серебряный век, не желая думать о том, что ни один из поэтов того яркого, красочного, порочного, сумасшедшего предапокалиптического времени не в состоянии даже частично охватить исторические, мировоззренческие, духовные пласты, подвластные Николаю Алексеевичу. Более того, нас и поныне предупреждают в связи с клюевским наследием, что «миф, даже самый эффектный и увлекательный, может быть опасен. Особенно миф, имеющий острый национальный привкус».

В 1999 году усилиями местных энтузиастов и знатоков жизни и творчества Клюева в Томске на доме по Старо-Ачинской (его последний адрес на воле) была установлена мемориальная доска. А через

три года она была сорвана, брошена в канаву (где её в конце концов чудом отыскали) — и сам дом был снесён «по разрешению мэрии». «Свирепому капиталу» и ныне нет дела ни до культуры, ни до человеческой памяти.

Но по-прежнему — один за другим выходят богато и вдумчиво откомментированные тома стихов и прозы, корпуса воспоминаний с доселе неизвестными материалами и документами… В Вытегре и Томске проходят ежегодные Клюевские чтения. Открытие Клюева продолжается, и пожалуй, именно сейчас, в преддверии новых грозных событий, настаёт наконец время осознания его помыслов и пророчеств.

«Завещаю тебе в случае моей смерти поставить на моей могиле голубец — в хмурой нарымской земле», — с этой просьбой обращался Николай Клюев к своему собрату Сергею Клычкову. Неизвестны их могилы, и не стоят над ними голубцы. Но поразительно! Словно через десятилетия услышал эту просьбу поэта-странника наш современник Николай Тряпкин, не знавший о существовании этого письма, когда складывал свой «Стих о Николае Клюеве»:

Теперь бы здесь да белый голубец, Зелёный клён да ковшик из бересты. Сюда бы шли и старец, и юнец, И грозный страж, и милые невесты. Пускай придут и вспомнить, и почтить, И зачерпнуть из древлего колодца. Мы так его стараемся забыть, И всё-таки забыть не удаётся.

Мы вспомнили о нём. Сорвана пелена забвения с его имени и его стихов. Теперь — настало время подлинного осмысления. Ради нашей духовной и душевной крепости. Ради нашего просветления. Ради нашего спасения, наконец.

ИЛЛЮСТРАЦИИ