Николай Кровавый. Трилогия
Шрифт:
Это рассказ потряс меня до глубины души! Как могут, в просвещенным двадцатом веке, в стране называющей себя «оплотом свободы», существовать порядки как в азиатских сатрапиях? Даже в России каторгой распоряжается только государство, никакие частные ГЕШЕФТЫ там не допускаются. А появись у нас что то подобное этим американским ужасом, все образованное общество встало бы на дыбы от возмущения! И что страшнее всего, здесь, в САСШ, это для всех в порядке вещей. Даже такой нормальный человек как Шапиро, на мое возмущение только пожал плечами: «Всегда так было…».
В казарме, как я уже сказал, царили мрачные настроения, усилившиеся после моего пересказа услышанного от Шапиро. Многие вынашивали планы мести сержанту Ричи. Одни предлагали сделать ему «темную»,
А через два для легион подняли по тревоге, и командир нашего батальона майор Скотт зачитал приказ: Выступить на помощь войскам, полиции и Гражданской гвардии, преследующим в сельской местности шайки негритянских бандитов, терроризирующих мирное население. Надо сказать, что Южная Каролина самый «негритянский» штат САСШ. До войны негров здесь была половина населения, и как бы не большая, а во многих местах они были в явном большинстве. С тех пор все изменилось. В городах негров практически не осталось, они постепенно выезжали в Африку. Несколько раз мы конвоировали большие толпы негров в порт Чарльстона, на пароходы, в основном под флагами европейских стран(Германии, Испании, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, Швеции, а также Конго и ряда южноамериканских стран, как то Венесуэлы, Колумбии, Бразилии, Уругвая, Аргентины). Причем, как объяснил мне Шапиро, многие суда с неграми поплывут не дальше Кубы и Пуэрто-Рико, где негров перегрузят на английские, французские, итальянские, португальские пароходы, которые по понятным причинам не могут войти в порты САСШ, и те возьмут курс на африканские колонии этих стран.
Сами негры, до этого находившиеся под охраной в лагерях, по словам Шапиро (лагерях беженцев, насколько я понял), были обоего пола, и самых разных возрастов, от дряхлых стариков до грудных младенцев, но все выглядели изможденными и потрепанными, поглядывая на нас весьма недружелюбно. Ну да, мы же в американских мундирах для них ничем не отличается от янки, с которыми у них возникли такие проблемы. Впрочем, здесь, в Южной Каролине, как и по всему Югу САСШ, жители считают себя вовсе не янки, а Дикси, отделяя себя четкой гранью от жителей северных штатов. Сецессионная война, отгремевшая больше сорока лет назад, здесь ещё не забылась. Шапиро предупреждал меня, а через меня и всех остальных, чтоб не вздумали кого то из местных назвать «янки» – последствия могут быть самые неприятные.
Но возвращаясь к неграм. Через город они шли мрачно и отчужденно, но приближаясь к порту оживлялись и начинали петь: «Let my people go», и «Africa unite», запрещённые в САСШ, как пояснил Шапиро. Меня это очень удивило. Когда в той же России царская тирания запрещает какие то песни, это понятно, от них трудно ждать другого. Но как можно запретить песни в САСШ, где Конституция гарантирует свободу слова?!
На мой вопрос Шапиро замялся, и ответил, что в военное время действуют определенные ограничения.
Те негры, которых мы конвоировали на пароходы, выглядели хоть и недружелюбно, но безобидно. У них не было никакого оружия, да и вообще ничего не было кроме скудных узлов и которое каким то скарбом, и вообще, они вызывали скорее жалость.
И вот теперь нам надо было иметь дело с негритянскими инсургентами. Это были, по словам Шапиро, негры из сельской местности, которые, не желали ни уезжать в Африку, ни подчиняться законам, и вооружившись кто чем, создавали банды, укрывавшиеся в горах и лесах, нападая на всех белых, которые казались им достаточно слабо защищенными.
Сначала наш батальон погрузили на поезд и повезли на север. Примерно в сорока километрах от Чарльстона, поезд остановился на маленькой станции, окружённой частоколом, опутанной колючей проволокой и охраняемой двумя десятками бородатых мужиков в штатском, обвешанных оружием. Здесь батальон высадили, майор Скотт переговорил с одним из бородатых мужиков охранявших станцию, связался с кем то по телеграфу, а затем, сверившись с картой, начал отдавать
Тем временем, подтянулись пулеметы и две батальонных пушки, которые открыли ураганный(насколько это слово уместно в таком случае), огонь по опушке. Видимо, неграм не очень понравилось такое обращение, и стрельба с их стороны прекратилась. По команде мы осторожно поднялись и пройдя к опушке вошли в лес. Здесь мы увидели доказательства, что наш огонь не был бесполезен. В лесу нашлись несколько убитых негров, но пострадало явно больше, во многих местах были следя крови, но подстреленных негров видимо унесли свои. Никакого оружия мы не нашли, в том числе и у убитых, негры, похоже, и его утащили.
Весь день мы продвигались по лесу, иногда вступая в стычки с неграми. Сначала те отстреливались довольно вяло, предпочитая сразу отступать. Но поняв что их зажимают, начали оказывать яростное сопротивление. Правда, против наших пулеметов и пушек у них не было ни шанса, да и патронов, судя по недолгим боям, был совсем не избыток. Наконец их оттеснили на вершину холма, где стояло довольно большое здание. На вид – типичная плантаторская усадьба, каких мы насмотрелись по дороге в Чарльстон, полуразрушенная, похоже, ещё во время войны Севера и Юга. В этом своем последнем оплоте, негры и укрепились. Штурмовать его на ночь глядя майор Скотт счёл нецелесообразным, и оставив нашу роту вместе с пулеметами и артиллерией, а также отрядом Гражданской гвардии(мужчины и молодые парни разного возраста и довольно штатского вида, одетых в полувоенные костюмы и увешанных винтовками, револьверами и патронташами разных образцов), блокировать холм и усадьбу, с остальным батальоном отправился прочесывать лес, в поисках разбежавшихся негров, выгоняя их навстречу второму кольцу оцепления. Это мне наскоро пояснил Шапиро, который, как батальонный адъютант, естественно отправился вместе с начальством. Мы же, заняв позиции вокруг холма, всю ночь жгли костры, чтоб не дать осажденным неграм застать нас врасплох.
Предосторожность оказалась не лишней. Перед рассветом негры на холме сделали отчаянную попытку получаться, но потерпели полное фиаско. Большая часть прорывающихся полегла под ураганным огнем, остальные бежали обратно в усадьбу. Единственной нашей потерей стал капитан Тонберг, ухитрившийся получить шальную пулю в плечо, и отправившийся в лазарет. Командование принял лейтенант Гамильтон, как старший в ЧИНЕ.
Он немедленно приказал артиллеристам начать обстрел усадьбы из пушек, а пулемётчики, пресекать все попытки негров вырваться. Вскоре, усадьба стала окончательно рушиться а от ее руин замахали какими то условно белыми тряпками и послышались крики: «Мааса, пощадите!».
Вдохновленный всем этим, лейтенант скомандовал: «Вперёд!», и мы бросились к вершине холм, вскоре ворвавшись на развалины усадьбы. Сопротивления не было. В усадьбе оказалось полтора десятка мужчин-негров, почти все раненые, а также около сотни женщин и детей.
– Парни! – заявил сержант Ричи после того как негров обезоружили, – Эти черномазые просят пощады. Покажем им пощаду – длинной ложкой!
На американском военном жаргоне «длинной ложкой» называют штык. Сначала я даже не понял: Он что, серьезно хочет приколоть штыками раненых, женщин, детей?! Хотя, судя по судьбе Юры Семецкого, от этого морального урода всего можно ждать. Но лейтенант, он то что? Он же здесь главный! Почему не одернет этого типа? Однако, лейтенант спокойно смотрел на все происходящее, и увидев устремлённые на него взгляды, произнес: