Николай Крымов
Шрифт:
Государственная Третьяковская галерея, Москва
«Но ведь это же будет скучно писать!» - «Тогда пригласите джаз», - сказал Николай Петрович. Позднее художница поняла, что правдивость изображения даже самого неприглядного мотива важнее, нежели сложный и эффектный сюжет, но плохо и неправильно написанный.
На занятиях педагог делился с молодежью размышлениями о любимых живописцах: «Ну, знаете, если какому-нибудь художнику не нравится Репин, то это не художник, а просто балда!» Репина он очень ценил, находя бесконечные примеры цветовой и тональной выразительности у Ильи Ефимовича. Близки Крымову были и французские импрессионисты, особенно он выделял Сислея, дружески называя его Сислейчиком. Но не забывал добавлять: «Я очень ценю
Уроки Крымова можно было бы обобщить его собственными острыми и выразительными фразами: «Меня спрашивают, что важнее: цвет или тон? Я отвечаю: “Какая нога нужнее человеку, правая или левая?”».
«Когда пишите, не надевайте белую или светлую рубашку. Цвет ее отразится на холсте, и вы обязательно ошибетесь!»
«Пишите, как угодно, хоть пальцем. Лишь бы было хорошо».
«Неважно, как вы положили цвет, лишь бы он был верным».
«Светлое в тени - всегда темнее темного в свету».
«То, что я преподаю, это не живопись - это математика».
«Не стремитесь за славой, за известностью - трудитесь».
«Любите природу, изучайте ее. Пишите то, что вы по-настоящему любите. Никогда не фальшивьте. Будьте правдивы, ибо красота в правде».
«Никогда не пишите картину по этюдам. Этюды пишите, изучайте натуру, чтобы ее знать, но, приступив к картине, спрячьте их подальше и пишите от себя».
«Писать нужно не то, что знаешь, а то, что видишь. Писать нужно не предмет, а пятно. Искусство там, где “чуть-чуть”. В искусстве, как и в жизни, успех зависит от чувства меры».
«Художник должен быть бледный и худой, потому что он все время трудится, работая в тени,ему некогда поесть, некогда отдыхать и загорать, но зато он делается хорошим художником. Те, кому это не нравится, лучше пусть занимаются спортом, а не живописью».
Задворки. 1924
Частное собрание
Главной заботой Крымова было научить ученика умению смотреть на природу. И вооружая художника профессиональными приемами, он помогал ему писать природу. Учил он самому существу дела, элементам живописи, никогда не затемняя это существо рассуждениями общего характера. «Верный тон на верное место, - любил он говорить, - и тогда будет все: и рисунок, и форма, и воздух,и пространство».
Природу он знал, как деревенский житель. В августе по мухам определял погоду на послезавтра, по движению облаков, по ветру знал, когда будет дождь. Писал с пяти-шести утра, когда день обещал быть светлым и ясным. Очень любил утро. Пейзажи свои писал подолгу, несколько сеансов. Часто даже небольшого размера работы были многосеансные. В них художник настойчиво добивался нужного цвета, верного тона. Работая над картиной, он использовал накопленный материал, обобщая его. Делал массу набросков карандашом на случайных небольших кусочках бумаги.
По воспоминаниям современников, Николай Петрович Крымов обладал артистической внешностью. В манере держаться проскальзывал оттенок элегантности. Он был особой породы - породы «львов». Крупный, высокий, с огромными и мягкими руками, сильный, «убийственно» остроумный, с рокочущим басом и тонким юмором. В нем не было маститой высокопарности, которая создает между людьми непроходимое расстояние; не было душевного холода, переходящего иногда в пренебрежение; не было и панибратской снисходительности, которой стараются завладеть симпатией. Он не
Уборка сена
Рязанский художественный музей
В своих учениках он надеялся увидеть претворение своих творческих исканий: «Мой метод, - говорил Николай Петрович, - заключается в том, чтобы дать вам возможность успеть сделать хорошее для искусства своей страны больше, чем вы успели бы сделать это к тому времени, когда у вас вырастет борода. Я хочу сократить вам путь долгих и тяжелых исканий».
Ученики вспоминали, что Николай Петрович был человеком разносторонне одаренным. Он обладал прекрасным слухом и голосом большого диапазона. Изображая что-нибудь, он становился «настоящим артистом тонкого юмористического дарования». Художник был замечательным рассказчиком, язык его был остер, выразителен и всегда образен. Но, когда нужно было что- либо писать не кистью на холсте, а пером на бумаге, ему делалось не по себе. «Этого я не люблю и не умею», - говорил он. Вот почему при громадном багаже знаний, широком кругозоре и определенности творческого метода Крымов, к сожалению, мало написал об искусстве. Это «малое» представляет собой несколько статей: О Левитане, напечатанная в журнале Творчество в 1938 году, О живописи - в газете Советское искусство 2 июня 1938 года и несколько выступлений на обсуждениях выставок молодых художников.
Человек скромный, требовательный к себе, прямой и честный в отношениях с людьми или в высказываниях об искусстве, Крымов и от других требовал этого же. Он был непримирим к любому проявлению фальши, двуличия. Терпеть не мог лести и угодничества. Пройдут десятилетия, а повзрослевшие (и постаревшие) ученики Крымова будут вспоминать учебу у него как самое значительное событие в своей жизни: «В тот год (1934), как мы потом осознали, нам выпало величайшее счастье: нашим учителем стал Крымов», - писал через 50 лет, в 1984 году, в связи со столетием художника его ученик Юрий Кугач.
Крымов прожил долгую, 74-летнюю жизнь, которая, казалось бы, прошла без видимых волнений и трагедий. Но в этом, наверное, особая внутренняя сила и душевная стойкость человека, на долю которого, как и людей его поколения, выпали три войны и три революции.
Когда цветут липы. 1947
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Внешне его жизнь не была наполнена яркими событиями: он никогда не был за границей, у него не было потребности путешествовать по стране.
Навсегда запомнились поездки с Шаляпиным на Волгу, но это был, скорее, эпизод, чем правило. Даже Крым, где он побывал в молодые годы, не произвел на него должного впечатления. Зато рязанские места, Подмосковье, Звенигород, Таруса дали художнику нескончаемые импульсы в работе.
Человек очень определенных взглядов на искусство, он не разделял теорий русского авангарда начала XX века, находя достаточно едкие слова для их характеристики. В то же время он никогда не заигрывал с властями, не писал чуждых ему тем, сторонился всего, что не соответствовало его представлению о роли художника в жизни и в искусстве. Для горячей творческой молодежи 1930-х годов - Федора Решетникова, Аркадия Гиневского, Дмитрия Домогацкого, Константина Дорохова, Георгия Рублева, Кукрыниксов, Алексея Айземана и других, он был воплощением высоких художественных традиций, олицетворением которых для него самого были Репин, Серов, Левитан, Коровин. Его всегда окружали молодые художники: даже те, кто у него не учились, были счастливы послушать мнение о своих работах от «самого Крымова».