Николай Крючков. Русский характер

Евграфов Константин Васильевич

И никто не высказал предположения, что ведь мог Николай Афанасьевич находить удовольствие в познании иного мира, который его интересовал, – живого мира водной стихии. Более того, ведь мог он и часами беседовать на безмолвном рыбьем языке с обитателями этой стихии! А почему бы и нет? Может, кстати, потому он и не ел рыб, что считал их, как говаривал Киплинг, «одной крови».

И ничего мистического здесь нет. На эти размышления навела меня одна история, о которой мне поведала Лидия Николаевна Крючкова.

Тогда они с Николаем Афанасьевичем отдыхали на даче, которая стояла на берегу старого пруда. Однажды в девять часов вечера Лидия Николаевна

спустилась к этому пруду, чтобы наловить для кошки бычков. Она сделала первый заброс – ни крючка, ни поводка! Только круги по воде. Она взяла другую удочку и сделала второй заброс – тот же результат. Тогда она соорудила из двух поводков один, благо что захватила с собой запасные крючки, и сделала третий заброс. На этот раз неведомая рыбина мало того, что оборвала всю снасть, но еще и сломала две секции отличной японской удочки. И этим как бы давала понять, что поймать ее никому не удастся и вообще – посторонним здесь не место.

Но Лидию Николаевну уже охватил рыбачий азарт, и она решила довести дело до конца. Вернулась домой, попросила у Николая Афанасьевича его тяжелую удочку, на которую можно было поймать сома, и рассказала, что произошло. Николай Афанасьевич долго не мог понять, что же все-таки ловит его жена, а потом занервничал, забеспокоился и сказал:

– Не ходи.

– Но должна же я все-таки поймать это чудовище! – возразила Лидия Николаевна.

– Не ходи, – повторил настойчиво Николай Афанасьевич и, чтобы сгладить резкость тона, добавил: – Ведь все равно она тебя уже не ждет.

Лидия Николаевна кое-как убедила супруга, что это чудовище обязательно ждет ее, потому что оно самоуверенное и упрямое. И попросила мужа смотреть на пруд в окно.

– Это прибавит мне храбрости, – объяснила она.

И вот первый заброс – и он сразу попался: это был огромный ротан, у которого голова в два раза больше туловища. Мощный ротан! Он прыгал на берегу, как циркач, выделывая немыслимые кульбиты.

И Лидия Николаевна стала его успокаивать.

– Да не волнуйся ты, – сказала она ему. – Отпущу я тебя с миром – кому ты нужен, такой страшный? Но я же должна показать тебя Николаю Афанасьевичу. Видишь, вон он в окно смотрит.

И ротан притих. Он мирно лежал в ведре с водой и лениво шевелил плавниками. Поверил рыбачке на слово?..

Дома Николай Афанасьевич искоса посмотрел на ротана и как-то глухо сказал:

– Отпусти его…

И Лидия Николаевна со словами «пожалуйста, больше не попадайся» бросила его в пруд.

На следующий день Лидия Николаевна снова пошла на пруд и на том же месте сделала заброс. И тут к удилищу подплыла изумительной красоты лягушка – нечто изумрудное, пересыпанное сверкающими бриллиантами – и стала прыгать на ее кончик.

Лидия Николаевна посмотрела на часы: ровно девять.

А лягушка продолжала прыгать, дергать за удилище, проявляя все признаки беспокойства. Наконец Лидии Николаевне это надоело, и она слегка шлепнула концом удилища по воде. Лягушка отплыла в сторону.

И тут вместо нее появился Он – огромный, древний, в серо-голубой тине. Он высунул из воды мощную голову и стал в упор смотреть на рыбачку странным неподвижным взглядом, словно то ли предупреждая о чем-то, то ли угрожая. И Лидия Николаевна не выдержала этот взгляд. Она смотала удочку и быстро ушла. Но впечатление от увиденного было так сильно, что на следующий день Лидия Николаевна не выдержала и ровно в девять сделала первый заброс на том же самом месте. И все повторилось: она увидела тот же неподвижный взгляд.

«Конечно, –

подумала Лидия Николаевна, – лягушка – царевна этого пруда, а Он – ее телохранитель. И она не хочет, чтобы нарушали покой в ее маленьком царстве. Ведь и людям не нравится, когда кто-то вторгается в их жилище».

Она не стала искушать судьбу, свернула удочку и ушла. Дома она рассказала эту историю мужу. Николай Афанасьевич отнесся к ней даже без тени улыбки. Он внимательно выслушал жену и надолго задумался. А потом сказал:

– Понимаешь, мы свой собственный мир, в котором живем, и то не познали до конца. Как же мы можем судить о жителях другой стихии! Слава богу, что ученые хоть дельфинов изучают, а до прочей мелкой живности никому и дела нет… Так, объект промысла. – И, воодушевившись, старый рыбак начал входить в состояние азарта. – Вот смотри, сколько я за свою жизнь рыбы наловил, и ни одной не поймал без мозгов! Ведь зачем-то природа наградила их этим мозгом! Вот если человек произошел от обезьяны, так потом у него за ненадобностью хвост отвалился. Но мозг-то, мозг – он что, у рыб оказался «за ненадобностью»? Но такого просто быть не может! У человека мозг развивался, а у его братьев меньших отсох? Чушь какая-то… – И, помолчав, заключил: – Мир очень интересен и постоянно изменяется. На рыбалке я каждый раз убеждаюсь в этом – каждая зорька прекрасна по-своему. Но, сознаюсь, то, что увидела ты, мне наблюдать еще не приходилось. Очень интересная история!..

Вот теперь и задумаешься, чем привлекала Николая Афанасьевича рыбалка…

Розыгрыш

Уверен, такого понятия нет нигде в мир, кроме России. Чопорная Европа? Деловая Америка? Там и улыбки-то приклеенные, заимствованные у героев и героинь мыльных сериалов. Вряд ли там и понятие имеют о том, что такое розыгрыш. Шутка? Конечно. Но не совсем. Даже вовсе не то.

Вот товарищ приподнялся со стула, а я из-под него в этот момент стул отодвинул. Он сел мимо и грохнулся. Шутка? Конечно. Если товарищ при этом не получил сотрясение мозга. А ведь мог. И это совсем не розыгрыш. Розыгрыш всегда добрый, безобидный, не унижающий человеческого достоинства. От него сотрясение мозга не получишь. А если «потерпевший» обидится, то, поостыв немного, сам же над собой и посмеется.

Крючков был большим мастером розыгрышей.

Однажды его попросил зайти один мосфильмовский начальник. Назначил время. А этого начальника где-то задержал еще больший начальник, и он очень задерживался. Секретарша попросила Николая Афанасьевича подождать Иван Иваныча в его кабинете.

Крючков посидел немного, осмотрелся и увидел на столе под стеклом лист с номерами телефонов начальствующих сотрудников, надеясь встретить знакомую фамилию. Никого. И он решил пройти в курилку. Там дым стоял коромыслом и несколько человек подтрунивали над своим коллегой.

– Георгий, – сказал один, – ну кто тебе привезет ящик кахетинского? Они уже забыли об этом.

– Послушайте, Кикнадзе, – вклинился другой. – Ну кто вам из Тбилиси будет тащить ящик вина? Себе дороже.

– А вот спорим, что привезут! – горячился Георгий. – Через неделю, две, но привезут! Как можно? Друзья!

Еще посмеялись, поболтали и разошлись. Крючков вспомнил, что фамилию Кикнадзе видел в телефонном списке на столе у Иван Иваныча. Вернулся в кабинет, проверил – все верно: Кикнадзе Георгий Зурабович! А Иван Иваныча все не было. Крючков сел за его стол и набрал номер телефона.