Николай Негодник
Шрифт:
Нет, показалось. Просто набежал ветерок и потревожил звездно-серебряное отражение в гладкой поверхности тихого омута. Сидевшая на камне русалка подняла голову и с надеждой прислушалась. Нет, показалось. Разве можно спутать шаги князя с чьей-то далекой шаркающей торопливой пробежкой? И звон мечей… Опять люди воюют. Зачем? И опять из-за войны и суеты никто не обратит внимания на маленькую русалочку.
Но она будет ждать. Она готова вечность посвятить своей любви, своему ожиданию. Что войны и подвиги против великого чувства? Оно вечно, а все остальное преходяще. Уйдут в прошлое злые кочевники
Из небесного отражения вынырнула мокрая голова водяного и окончательно разбила потревоженную ветерком красоту. Да и откуда у простого омутника, пусть и главного на полноводной Шолокше, чувство прекрасного?
— Все сидишь?
— Сижу, — кивнула едва заметно. От легкого движения заструился по плечам поток длинных волос.
— Опять не придет. Занят он. И не ведает про тебя.
— Знаю.
— Смотри, перегреешься на ветру, заболеешь. Может, пойдешь к нам? Дядька Черноморд дельфинов ученых прислал в подарок с оказией. Забавные.
— Извини, дедушка Бульк, я лучше здесь посижу. Как тихо на реке, только у того берега рыба хвостом бьет.
— Да это сом Софроний учения щучьи проводит. Как их там… тренировки, вот, — старый водяной с удовольствием прислушался к далекому плеску. — Самых злых набрал. Ерунда, что глупые, зато зубастые… Так идешь?
— Нет.
— Ну, тогда оставайся, красавица. Авось и дождешься своего счастья. Кхе-кхе… Бог тебе в помощь, — и исчез бесшумно в опрокинутом небе.
И буквально через мгновение появился опять. Высунулся из воды по пояс, сухощавая (если так можно говорить про водяных) рука оттопырила поросшее зеленой тиной ухо:
— Ничего не слышишь?
— А какое мне до всего этого дело?
— Дура ты сушеная, — обругал красавицу дедушка Бульк. — У городских ворот смертоубивство творится. Нут-ко глянь, что там такое? У тебя глаза помоложе будут.
— Вот еще, на людские драки смотреть. Вечно они из-за сущей малости… И тебе какой интерес? Это же люди, — русалка поерзала на камне, устраиваясь поудобнее, с явным намерением и дальше предаваться сладкой грусти.
Но крепкий подзатыльник от выбравшегося на берег деда выбил ее из мира грез в суровую реальность. Красивый носик пропахал в песке глубокую борозду, а по заднице звучно хлопнула мокрая пятерня.
— Ах ты, стерлядка непрожаренная, загрызи тебя пиявка! — внушительно произнес Бульк. — Людей она, жаба пупырчатая, в упор видеть не хочет, щука лягухомордая. А какого хрена земноводного второе лето подряд здесь торчишь, а?
— Да ведь у меня любовь безответная. — Получилось довольно невнятно, набившийся в рот песок мешал говорить.
Но старый водяной и не нуждался в оправданиях.
— Дурость это беспросветная, а не любовь. За настоящую-то и жизнь отдать не жалко, тебе же лень жопу от насиженного камня оторвать. Али не люб больше князь?
— Люб…
— Вот! Сейчас убьют кого-нибудь лихие людишки, а Николай Василич податей в казне недосчитается. Все княжество хочешь с сумой по миру пустить, вобла малосольная?
Влюбленная
Едва различимый в неясном предутреннем сумраке, из городских ворот выбежал, сильно прихрамывая, вооруженный длинным мечом человек. Громко сказано, конечно, выбежал. Николай еле держался на ногах, и при каждом шаге из-за голенищ сапог щедро плескалась кровь. И кто решил, что она алая? Штанины гораздо выше колен уже черные. А с рассеченной головы натекло еще… Ладно, навстречу никого нет, а не то подумают, что их самодержец обделался самым постыдным образом.
Но гораздо большая неприятность — в сортир действительно очень нужно. Да, не стоило на пиру налегать на медовуху и квас. Но не просить же собственных убийц на пару минут остановить погоню, а то до того приспичило, что и до ближайших кустиков не дотерпеть. Может, попробовать? Нет, лучше не надо. До реки бы добежать — там уже не возьмут. Вот он — берег. И кустики по его краю. А сзади… сзади послышался гулкий шлепок пополам с костяным хрустом и жалобные крики. Николай обернулся, переводя дыхание, и рукавом размазал по лицу пот с кровью.
На пути у погони стоял невысокий крепкий дедок в мокром кафтане и ловко орудовал здоровенным веслом. Не иначе из-за него третьего дня приходили жаловаться на пропажу купцы со свинландского кнарра. Хрясь! Противник в сером балахоне свалился в воду и остался лежать вниз лицом. Дед брезгливо отшвырнул обломки меча и, обернувшись, подмигнул:
— Будь здоров, пресветлый князь. Подобру ли почивалось?
Коля с трудом выдавил улыбку.
— Здорово, дед. Как же тут уснуть, сам видишь — блохи одолели.
— Это точно, — крякнул водяной и сбил с ног еще одного нападавшего. Второй удар пришелся ребром весла по физиономии.
А в тылу врага появился новый воин. Точнее — воительница. Как же можно было сразу не заметить разметавшиеся в боевом азарте длинные, гораздо ниже пояса, волосы. В руках у нее было еще одно весло, но за это Николай полностью не ручался. Дева-воительница держала оружие за средину, как боевой шест изредка появляющихся в Татинце желтомордских монахов, и стремительный круг над головой гудел предупреждающе и опасно. На легкую добычу (как же, с бабой не справиться) наскочили сразу двое. Один тут же получил сильнейший тычок в живот и свернулся калачиком — кованая кираса под одеждой вмялась и стукнулась о позвоночник. Второй поднырнул под вращающийся пропеллер и попробовал достать по ногам, но отлетел с разбитым затылком.
Отдышавшийся Николай зарубил отступающего от водяного вражину со спины. Какая уж тут галантность и сантименты…
— В воду их гони, князь! — крикнула воительница.
— Спасибо за помощь, красавица! — откликнулся Шмелёв. — А не уйдут по реке-то?
— От нас? — звонко захохотала русалка.
От красивого даже в бою девичьего смеха стало вдруг легче. Показалось, что и раны затягиваются. Нет, точно. Уже и кровь с головы не сочится. Или действительно на победителях заживает быстрее? Николай недоверчиво подпрыгнул, проверяя ощущения, и шагнул вперед.