НИКОЛАЙ НЕГОДНИК
Шрифт:
Волхв мысленно плюнул и так же мысленно схватился за голову. Черт побери, из-за этих добровольцев-энтузиастов постоянно путаются все тщательно продуманные планы. Неужели не хватило времени, чтобы как порядочные люди придти заранее в Татинец, организованно занять позиции на поле боя с четкой и конкретной задачей? Так нет же, считают себя храбрее и умнее прочих и прутся прямо сюда. Многие даже на голодный желудок. Но не прогонять же теперь? С уверенностью можно сказать, что такие полки будут прибывать и после битвы - Савва в своих пастырских поездках был на диво красноречив. А задержки… для задержек
А берестецкий воевода, насколько можно судить по его честной и открытой физиономии, пришел явно не за славой. Нет, конечно, от нее не откажется в качестве приятного дополнения к богатым трофеям, но и только. Сереге не раз приходилось сталкиваться с жителями западных княжеств, постоянно воюющих то с Пшецким крульством, то с хунгарийцами или Лабуссией, и он твердо усвоил одно - для хозяйственного берестчанина добычи слишком много не бывает.
– Казимир, ты карты читать умеешь?
– Что я, неграмотный ни разу?
– обиделся Бартош.
– Я при штурме Кракийского замка лично библиотеку ихнего круля поджег. И дедушка дважды - это у нас наследственное.
– Ага, - волхв развернул на земле пергамент, пробитый в двух местах вражеской стрелой, и ткнул пальцем в устье Трезвы.
– Вот где-то здесь у степняков обоз. На десятую часть согласен?
– А остальное?
– Подоходный налог.
– Походный?
– Вроде того.
– Годится, согласен. Твою долю куда принести?
– Не мою, княжескую.
– А он…
– Нет, даже не надейся, тариф окончательный и обжалованию не подлежит. Высочайшее утверждение, не хрен собачий!
Но даже жестоко избиваемые со всех сторон, барыги представляли еще грозную силу. Время от времени у кого-то из военачальников получалось собирать вокруг себя не совсем растерянных воинов и бросать их в отчаянные атаки. Одна из них и столкнулась лоб в лоб со спешащим к обозу Берестецким полком.
Воевода с трудом отмахнулся от налетевшего степняка обломком меча, разлетевшегося в предыдущей схватке, и встретил нового противника ударом огромной булавы. Смяв еще двоих, Казимир раззадорился и как-то незаметно оторвался от своих. Постепенно его вытеснили далеко в сторону, и когда первоначальный запал прошел, возвращаться было уже поздно - вокруг мелькали чужие лица, непонятно отчего недружелюбные, а щит трещал от сыплющихся ударов. Бартош пришпорил коня и, разбрасывая более легких степняков, попытался прорваться. Барыги разлетались, но на место одного павшего вставал сразу десяток и всем хотелось достать зарвавшегося воеводу.
– Да чтобы вас черти побрали!
– выругался в сердцах Казимир.
– Прибьют ведь, нахрен!
Неимоверным усилием роняющий пену конь вклинился в небольшой разрыв между кочевниками, сшиб барыга, некстати оказавшегося на пути, и рванулся во всю прыть, не обращая внимания на гневные окрики седока. Пущай поорет - лошадиная жизнь и так коротка, а если вовремя не сделать ноги, то и вовсе…
– Извини, воевода, ты не мог бы скакать помедленнее? А то
– Дурак, это конь скачет, а я на нем сверху сижу, - огрызнулся Бартош и повернул голову на голос.
Слева, отставая на половину корпуса, верхом на черной козе (или козле?) мчался настоящий черт. С рогами, копытами и свиным пятачком в придачу. Он лихо правил своим средством передвижения держась за рога. Козлиные, естественно. У седла скакуна болтались в ременной петле трезубые вилы с деревянной рукояткой, а сам черт был одет в кожаные штаны с заплатками на вывернутых назад коленках и жилетку, усыпанную мелкими железными заклепками. Концы повязанной на голове алой косынки победно трепетали на ветру.
– Ты кто таков будешь?
– грозно, но удивленно спросил Казимир.
– Как это кто? Черт я.
– Нечистый?
– Сам дурак, - обиделся попутчик.
– А от кого убегаешь?
– Не от кого, а с кем. Просто вот с тобой за компанию, прикольно же! Кстати, просьба всех побрать - точно не шутка?
Впрочем, рогоносец ответа дожидаться не стал, сунул два пальца в рот и свистнул, отчего козел под ним встал на дыбы, а конь воеводы рухнул, перекатившись через голову. А погоня остолбенела - всадники замерли вместе с лошаденками в тех позах, в которых их застал чертовский свист.
Бартош поднялся, потирая ушибленный в падении бок, и тут же в испуге отпрыгнул в сторону. Земля под ногами задрожала и пошла широкой трещиной, откуда как горошины из стручка выскочили мелкие чертенята с вилами наперевес.
– Вон тех дикарей быстренько побрать, нам организовать выпить и закусить, - отдал распоряжение черт-наездник.
– Пошевеливайтесь!
Чертенята сноровисто перекидали барыгов в трещину. Воевода только поморщился, когда не помещавшихся туда утаптывали копытами и трамбовали откуда-то взявшимся большим бревном. Сделав свою работу, рогатые попрыгали следом, и разлом затянулся, оставив на поверхности маленький столик с бутылкой водки, двумя стаканами и одним огурцом.
– Ты за моей душой пришел?
– спросил Казимир и крепко сжал рукоять булавы.
– Зачем мне она?
– Но ты же черт.
– Я русский черт!
– рогоносец гордо вздернул пятачок.
– И?
– И ни хрена! Своих не трогаем.
Воевода снял шлем и почесал затылок. В его голове не укладывалось - как это черту и не нужна человеческая душа.
– Как хоть зовут-то тебя?
– Всяко… в основном матерно, - тяжелый вздох и вдруг погрустневшие глаза.
– А так да, Глушатой Преугрюмовичем кличут.
– Еще раз…
– Папу Преугрюмищем звали.
– А-а-а… а я Казимир, - Бартош кивнул в сторону столика.
– Угощаешь?
– Таки да, за знакомство.
– Да вроде на службе…
– Мы помаленьку, - успокоил Глушата.
– Если только еще за победу, за боевое сотрудничество, за посрамление врагов. И за здоровье князя Николая в обязательном порядке.
– Искушаешь?
– Издержки профессии. Но выпить нужно.
– По глоточку?
– Думаешь, не хватит?
– черт привычно сковырнул когтем пробку и налил по полному стакану.
– Гонца зашлем, у нас такие вопросы мигом решаются.