Никому не говори

Берк Алафер

— Согласно этим отчетам Габриэллу сбил пьяный водитель, который потом скрылся с места происшествия. Она, как обычно, возвращалась домой из конюшни после прогулки верхом. На основании следов шин и остатков краски на фонарном столбе полицейские определили, что это была одна из четырех моделей «Понтиака» красного цвета. Возможно, вы не думали об этой детали на протяжении пятнадцати лет. Вы решили посмотреть отчеты о несчастном случае, дабы подтвердить подозрения, которые возникли у вас после знакомства с досье вашей жены.

Плотно сжав губы, Джордж с ожесточением тряс головой, словно хотел заставить ее замолчать.

— Полиция Буффало обыскала автомобиль Джеймса Гриско в тысяча девятьсот

девяносто пятом году, после того как кто-то записал его номер на месте убийства Уэйни Купера. Это был красный «Понтиак Фаерберд» восемьдесят восьмого года выпуска. Он хотел, чтобы Эдриен начала жизнь с чистого листа. Перед тем как его задержали, он отдал ей свой автомобиль.

— В те времена на дорогах было много «Понтиаков».

— Не так уж много, Джордж. А как насчет револьвера в вашем доме в Ист-Хэмптоне? По вашим словам, вы приобрели его после того, как Габриэла заметила, что кто-то следит за домом. Это было незадолго до ее смерти, не так ли?

— Зачем вы задаете мне все эти вопросы?

— Я провожу расследование и ищу ответы на вопросы даже после того, как люди перестают задавать их. Найти ответ на этот вопрос не составляет большого труда. Разыскать семью, в которой Эдриен работала няней, можно с помощью одного телефонного звонка. Они могли вспомнить, что ее красный «Фаерберд» неожиданно получил повреждение. А если нет, со временем этот автомобиль был продан или отправлен на свалку, о чем в Департаменте автомобильного транспорта появилась соответствующая запись. Будучи педантичным, осторожным юристом, вы ничего никому не сказали. Вы потребовали объяснений у Эдриен, не так ли? И таким образом убедили ее заключить сделку.

— Не все вопросы требуют ответов.

— Но ведь вы знаете, что она сделала. Она проследила за Габриэллой, возвращавшейся из конюшни, разогнала автомобиль, сбила любовь всей вашей жизни и оставила ее умирать на обочине. А потом притворялась, будто любит вас, чтобы вновь обрести свою дочь, которую бросила.

— Эдриен не бросала Рамону. Вам не приходило в голову, насколько сильно она должна любить этого ребенка, если сделала то, что сделала? Ей было шестнадцать лет. Она даже не знала, кто был отцом — насильник Уэйни Купер или убийца Джеймс Гриско. Она могла избавиться от ребенка, но выносила его и родила. Однако то, что она сделала потом, — его голос зазвучал глуше, — совершенно непростительно. Но дело не только в ее наказании.

— Вы беспокоитесь о Рамоне?

Джордж снова взглянул на дверь.

— Сейчас моя дочь знает только то, что у нее была приемная мать, которая очень любила ее, пока не умерла, и родная мать, которая настолько сильно любила ее, что сумела найти способ быть с ней, и затем убила человека, исключительно ради нее. Если то, о чем вы говорите, прозвучит в суде…

— Она узнает правду. Что ее мать — единственная, которую она знала, — убила ту, кого она едва помнит, и все из-за нее.

— Пожалуйста, не причиняйте боль моей дочери. Она ни в чем не виновата.

— Это неправильно…

— Вы сказали, что найти ответ на этот вопрос не составляет труда, и в определенном смысле это действительно так. Можно разыскать моих бывших соседей или раскопать старые записи в Департаменте автомобильного транспорта. Но Эдриен никогда не сознается в том, в чем вы ее подозреваете.

— Не все обвиняемые сознаются.

— Вы ведь опытный детектив и при этом считаете, что располагаете несомненным доказательством вины? Сколько других автомобилей могли оставить следы шин такого типа и красной краски, какие оставил автомобиль, который, — выражаясь словами отчета о реконструкции несчастного случая с Габриэллой, — мог

быть причастен к ее гибели? И сколько таких автомобилей ездило по дорогам Нью-Йорка в две тысячи первом году? Вы можете заморочить моей дочери голову, но никогда не добьетесь обвинения по этому пункту. — Он взглянул на часы. — А возможно, вы и не правы, и Эдриен не имеет никакого отношения к смерти Габриэллы. Да, она убила Джеймса Гриско, но у нее есть смягчающее обстоятельство. Вы знаете, что находилось в той коробке из-под обуви, когда она впервые появилась в нашей квартире? Письма, которые она написала ему в Буффало, когда ей было всего пятнадцать лет.

— Это не смягчающее обстоятельство, а не самый лучший пример детской любви. Мы предполагали, что он шантажировал ее.

— Нет. Все было гораздо хуже. Он все еще хотел ее, или, по крайней мере, ту, какой она была когда-то. Она дала ему денег в надежде на то, что он уедет. Но он не уехал. Он сказал ей, что следит за ее семьей, и что если не получит Эдриен, то, возможно, — у меня с трудом поворачивается язык, чтобы произнести эти омерзительные слова, — возможно, он вместо нее попробует эту маленькую Рамону . Его плоть и кровь, хотя он мог и не знать об этом. Две недели Эдриен вообще не спала. Тут еще погибла Джулия. Этот парень является из ниоткуда и начинать говорить подобным образом о Рамоне. Вот она и сорвалась.

Элли вспомнила, как Эдриен говорила о том, что ее собственная мать оказалась неспособной защитить свою дочь. Она все еще слышала ее голос: «Я вижу мою Рамону. Если какой-нибудь мужчина прикоснется к ней, я убью его».

— Она не сорвалась. Она дала ему адрес вашего дома в Ист-Хэмптоне и инсценировала нападение и убийство в целях самообороны.

— Послушайте, буду с вами предельно откровенен. Я практически не знаю женщину, на которой женат. Возможно, она действительно жестокосердная леди Макбет, какой вы ее описываете. Но, возможно, она просто женщина, которая пыталась, как только могла, пусть и неправедными способами, защитить свою семью и свою дочь. Если оставить все как есть, через несколько минут ее осудят за убийство и она сядет на двадцать лет в тюрьму. Когда она выйдет оттуда, у нее ничего не будет. Я собираюсь подать на развод, пока она находится в заключении.

— У нее будет Рамона.

— Может быть. Это касается только их двоих. А может быть, став старше, Рамона посмотрит на всю эту ситуацию другими глазами и сделает для себя другие выводы. Может быть, она даже воспользуется услугами детектива с железной волей, такого, как вы. В отношении убийства закон о сроке давности не действует, не так ли?

— Вы знаете, что это нереально…

— При всем уважении, детектив, не вам говорить мне, что реально, а что нет. Поверьте, сейчас я говорю как холодный, жесткий прагматик. Мир моей дочери — не внешний, а внутренний — будет неуклонно и коренным образом меняться, если вы будете постоянно вторгаться в него. Возможно, у вас нет детей, я не знаю, но то, что дети знают о своих родителях, отражается на их восприятии самих себя. Рамона может думать, что она уже взрослая, но это отнюдь не так.

Раздался стук в дверь, и в ее проеме показалось круглое лицо судебного пристава.

— Грегори уже занял свою скамью. Вы идете?

Глава 59

Судья Грегори бросил на Хэтчер и Лэнгстона раздраженный взгляд, когда они вошли в зал судебных заседаний, скрипнув дверью. Джордж сел рядом с Рамоной в первом ряду, позади стола адвоката. Макс, сидевший за столом прокурора, бросил на Элли удивленный взгляд, после чего вернулся к обсуждению прошения о сделке с правосудием.