Никто мне не верит
Шрифт:
— Прежде чем вы что-нибудь сделаете, — заявил Майк, — помогите Линн одеться. Я немедленно отвезу ее в больницу.
Когда они возвращались на студию «Ревер» в такси, Деннис спросил Кару:
— Ты поверила всему этому?
— Ты имеешь в виду, думаю ли я, что все случилось так, как говорит Линн? А почему я не должна этому верить?
Деннис выпрямился на жестком сидении и напрягся.
— Ты можешь назвать меня скептиком, но когда я нахожу человека, у которого в прошлом были проблемы с наркотиками, который уже довольно
— И заперла себя в шкафу?
— Мы не видели ее в шкафу.
— Она не принимает наркотики. Она только пьет таблетки от зубной боли. Все подобные проблемы остались для нее в прошлом.
Деннис сказал:
— Откуда ты можешь это знать?
Линн лежала на боку, пока доктор накладывал швы на ее висок. Лидокаин, который ввели ей для анестезии лица, также заморозил, должно быть, ее чувства. Казалось, она не чувствовала ничего; только вялое, бесцветное безразличие.
У нее были вопросы, которые она должна была задать Майку, Каре и Деннису. Наверно, ей следовало позвонить Бубу.
Но она не знала, с чего начать.
На самом деле ей не хотелось ни спрашивать, ни слушать.
Ей даже не хотелось решать главную на данный момент проблему: где она будет сегодня ночевать. Она не беспокоилась и не боялась.
И этоиспугало ее.
— Меня предупредили, — сказал врач, обрезая что-то вне поля ее зрения, — что я не должен задавать вам вопросы о том, что произошло.
— Меня ударили, — пояснила Линн. — Я не видела ни нападавшего, ни оружие, если таковое было.
— Случайное нападение на улице?
— Нет. Это… сложно объяснить.
— Мне также не следует сообщать о том, кто вы?
— Никаким средствам массовой информации, — сказал Майк, входя с открытым блокнотом в руках.
Врач прекратил свою работу и повернулся к Майку.
— Послушайте, это связано с домашними проблемами? Ее ударил кто-то, кого она знает? В таком случае вы обязаны регистрировать подобные случаи. И ничего хорошего не будет, если вы будете это скрывать.
— Успокойтесь, — сказал Майк. — Это не тот случай. Ее ударил человек, который преследует ее. — Он повернулся лицом к Линн. — Я только что разговаривал с одним из людей, которые осматривали квартиру и здание. Никаких следов чьего-либо присутствия. Как всегда, маньяк остается невидимым.
**
После того как Грег вышел из дома Линн, было еще рано отправляться смотреть на представление на студию «Ревер». У него был назначен сеанс в солярии, но он был слишком возбужден, чтобы думать сейчас об этом. Поэтому он быстро прошел к «Маффин-хат», расположенному на углу напротив студии, и неторопливо позавтракал.
Он все время думал о здоровом светловолосом полицейском, вскочившем на быстрого коня и умчавшемся
Это было новое утонченное удовольствие.
Он, Грег, много раз копировал человеческие голоса по телефону; его дар подражания не ограничивался почерками. Но разговаривать в роли полицейского с другим полицейским — это было восхитительно.
Ему очень, очень нравилось играть в этой лиге.
Та вспышка вдохновения, которая возникла, когда он впервые увидел фотографию Линн в журнале и сопоставил свой домашний адрес с адресом ее офиса, была многообещающей, но принесла еще больше.
Однажды в Сиэтле у него была двадцатилетняя девушка, отец которой был отставным полицейским, Он был водителем лимузина. Старик постарался всеми способами защитить свое чадо, когда та пожаловалась на то, что с ней происходит; по мнению Грега, он хотел сохранить девочку для себя и, вероятно, спал с ней уже много лет. Так что Грег считал, что оказывает этому типу любезность, предоставив возможность неотрывно следить за ней.
В любом случае, Грег развлекался тем, что звонил ей на работу, изображал из себя ее отца и назначал ей встречи в разных местах. Затем он звонил отцу и представлялся офицером таким-то из патрульной службы и бесстрастно сообщал о том, что она попала в аварию.
Он проделывал это четыре или пять раз. Старик знал, что это было надувательство, но как можно быть в этом уверенным, если дело касается твоего ребенка? Поэтому Грег заставлял его бегать взад-вперед по квартире, пуская дым из ушей, пока девушка не появлялась, и с каждым разом это становилось все забавнее…
Он кончил есть, заплатил кассиру, надел пальто, шарф и шапку и вышел. У входа на студию будет достаточно неразберихи, когда зрители будут покидать здание и все эти типы из охраны будут носиться кругом, как на китайских боевых учениях, поэтому он сможет насладиться зрелищем, ничем не рискуя.
— Ничего удивительного, что вы не захотели пройти через главный вход, — сказала Элизабет Вейл, накрывая массажный стол свежей простыней. — Ощущения такие же ужасные, как и внешний вид?
— Болит, — согласилась Линн.
Элизабет заботливо помогла ей забраться на стол.
— Если хотите знать правду, у меня болит каждая частичка.
Элизабет покачала головой:
— Извините. Я спросила Бернадин, почему она звонила мне, чтобы назначить встречу для вас. Она сказала, что на вас напали на улице.
Динн посмотрела на потолок. Она так устала слушать слова жалости.
— Нападение — это официальная версия. На самом деле случилось другое. Грег забрался в мою квартиру сегодня утром и ударил меня.
— О, Линн! — Элизабет наклонилась и обняла ее.
— Он сделал это. Он сорвал пробный показ. Мы считали, что мы обезопасили себя, но мы ошиблись. Теперь я не знаю, что будет дальше. С пробным показом или… со мной.
Поврежденный глаз под повязкой начало щипать, и она постаралась сдержать слезы. Но они должны были выходить наружу хотя бы иногда, как бы это ни было неприятно.