Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза
Шрифт:
Душа проснулась. Это был стресс. Дело было не в наказании, дело было в принципе. За машину, не поставленную в ангар своевременно и не сданную под охрану, отвечал тот, кто за ней был закреплён. Но оказалось, что машина была, а должностного лица, отвечающего за неё уже не было. Все «полководцы», хоть и находились на службе, но почему-то были «за штатом». Словом, всех можно было пощупать, но спросить было абсолютно не с кого.
Сергей уже смирился с пьянством на службе, с картами и откровенным бездельем, даже с огромным наплывом женщин, которые попадали в перекрёстный «огонь» страсти «отцов – командиров», и которые их «кошмарили», задрав им юбки кверху, даже во время «втыкания» телефонных
Это был даже не разврат. Это были остатки «имперского борделя». Сегодня и в его воинской части продали оружие, которое было призвано защищать его страну. Если оружие продаётся бесконтрольно, значит, его производят разбойники и продают они же.
Стресс был сильным. Он даже не подозревал, что ещё способен так переживать. Он уже давно смотрел на всё происходящее иронично и цинично.
Спать Сергей завалился не раздеваясь. Положив ноги в сапогах на спинку кровати, он продолжал размышлять. Засыпал он с мыслью о законе и о его влиянии на честь и достоинство. Во сне он увидел примерно тот же сюжет, что много раз видел в прокуренной дежурке. Форма сюжета была та же, хоть чины были повыше, но содержание отличалось значительно, и главным действующим лицом был князь Владимир.
Снилось Сергею, что сидит он в белокаменном доме только что захваченного им города, во главе длинного стола, с самыми близкими и преданными дружинниками. Горят и потрескивают свечи. Льётся хмельное вино, а обсуждение прошедшего боя вызывает громкий смех. Все живы, можно и посмеяться. Сквозь сон Сергей не понимает одного, почему его зовут Владимир. Но эта мысль уставшего ума скоро оставляет его, и он окончательно погружается в сон.
Ему снится, что он ведёт приём послов, которых прислали к нему народы, завоёванные им и населяющие эту землю. Землю, в которую князь Владимир пришёл проявить удаль молодецкую, казну пополнить и союзников найти, которые могли бы сдерживать на этих землях таких же «проворных» воинов, как и его дружинники, но донимавших набегами его Родину. Победа Владимира была полной, о чём свидетельствовала идущая друг за другом череда послов. Местные народы с подобной силой никогда не сталкивались и теперь наперебой спешили высказать почтение и прощупать почву для своих оставшихся прав.
Послы были чудные, и это добавляло веселья Владимиру и его боевым товарищам, а речи их были так просто уморительны.
Сначала зашёл красивый рослый воин в блестящих доспехах, в короткой юбке, с круглым щитом, длинном плаще, закрывающем его спину, и коротким мечом. Послов дружинники Владимира не разоружали. Владимир от послов сидел в отдалении, а посмотреть на оружие чужестранцев, а главное, где и как оно крепится, всегда интересно.
Воин очень лаконично высказал восхищение мужеством, проявленным русскими воинами, и предложил заключить военный союз. При этом он долго говорил о законе и праве. Особенно о праве, которое получит Владимир в рамках закона распоряжаться всем и всеми на этих землях. Говорил он уверенно. Говорил он так, словно Владимиру всё уже было известно о законе и о праве. Речь его была предельно точна и походила на военные команды: «Равный среди равных», «Без гнева и пристрастия», «Там, где согласие, там победа».
Владимир слушал его, но думал о своём, о родном: «Там, откуда пришёл я, нет ни первых среди равных, ни даже вторых, не равных первым, как нет и закона, и права. Там даже слов таких не знают. Это я тут, пока вас «воюю», узнал о ваших «заморских» диковинах. У нас проще, есть дружина – есть сила, значит, прав. Нет дружины – каюк. Или ты, или тебя без всякого выбора».
Владимир слушал воина, но сердце Владимира этого воина не принимало. Дослушав его до конца, Владимир обещал подумать.
Следом
Свои мудрецы, они же разведчики, сопровождавшие Владимира в походе, рассказывали ему о падении огромной империи. Империи, которая рухнула благодаря одному человеку, которого звали Иисус и который открыл глаза народам, населяющим её на своих угнетателей. Империя жила по единому закону, и стоило зародиться зерну сомнения в справедливости закона, как империя рухнула. Его мудрецы рассказывали и о том, что на обломках старого закона там теперь устанавливается единобожие и вводится тот же самый единый закон, но называется он теперь – закон божий. Но это неправильный закон, так как в его основу положен мирской закон рухнувшей империи.
Владимир прислушивался к мнению своих мудрецов, и для себя решил, что, пожалуй, стоит присмотреться к носителям этого нового «божьего закона». Всё-таки не каждый возьмётся из обломков рухнувшей империи начать выстраивать новую, ещё более могущественную империю.
Он с интересом и любопытством смотрел на миссионера. И пока тот выдерживал паузу, ожидая вопроса, адресованного ему, думал: «Земля хороша и плодородна, женщины чудо как хороши, да и народ послушен и дисциплинирован. Здесь более выгоден мир, чем война».
Миссионер, не дождавшись вопроса, начал говорить сам. Он очень пространно высказал мысль о стремлении Господа к единству мира, о святой миссии воинов на путях единства мира, о крестовых походах, в которых участвуют лучшие из лучших воинов. Он говорил и о законе божьем, едином для всех.
Миссионер не предлагал союз, он предлагал принять его закон. Владимир был не против единства мира. Он уже убедился на примере завоёванных им земель в пользе закона, дисциплинирующего народы. Но он прекрасно видел, что в центр этого единства миссионер, называющий себя христианином, ставит ни его Владимира – победителя, а себя как истинного проводника закона божьего и посредника между собой и ещё кем-то, Владимиру неведомого, но явно не господом. Но если всё обстоит именно так, тогда чего он топчется в его шатре. Владимир обещал подумать. Когда посол ушёл, Владимир сказал друзьям: «Пришёл дружить с нами против нас самих же».
Последними из послов в шатёр вошли трое. Они были очень похожи на мудрецов из окружения Владимира. Один из них сказал, что они долго шли к нему и очень устали с дороги, а потому хотят есть и пить. Для Владимира такое начало речи было неожиданным. Времена были свирепые, и посольские грамоты послов не спасали. Но эти трое выглядели беспечно и, похоже, искренне хотели пить и есть.
Владимир пригласил их за стол и налил им вина. Они выпили, и самый младший по внешнему виду произнёс: «Хорошо вот так, вместе, соборно посидеть».
– Соборно, – повторил Владимир это слово в уме, вспоминая, слышал ли он его раньше.
– Да, соборно посидеть хорошо, – вторил ему второй посол, раззадоривая интерес Владимира.
– Что значит соборно? – спросил Владимир.
– Соборно, – заговорил самый старший из послов, молчавший до этого. – Соборно, это значит, что мы в своём кругу, в Соборе, решаем, что делать дальше, какую и чью волю проводить. С каким противником дружить, и с каким другом драться.
По лицу Владимира пробежала тень гнева: «Сговорились с миссионером, уж очень похоже говорят». Но посол продолжил: