Никто не хотел убивать
Шрифт:
— И еще один немаловажный факт, Костя! Далеко не каждый домушник мог знать об истинной ценности и стоимости той коллекции статуэток, которая была похищена из квартиры Самсоновой. Стоят себе статуэточки, радуют глаз хозяйке, да и хрен бы с ними! А Григорьев не мог не знать — и все статуэтки с полочек словно корова языком слизала.
Маурин долго, очень долго молчал, видимо переваривая услышанное, наконец спросил уже более жизнеспособным голосом:
— Насчет Григорьева информация точная?
— Точнее не бывает! Да и информатор более чем надежный.
— М-да, — промычал Маурин, — дела. — И тут же добавил: — Но ты же ведь знаешь, тот следователь, что это дело вел…
— Знаю, Костя, все знаю! — успокоил его Голованов. — А поэтому прошу тебя сейчас об одном. Мне нужен полный расклад по Григорьеву, а также по тем его подельникам, которые шли с ним по тому, старому делу.
— И что, все?
— Пока все.
— А если вдруг всплывет что-нибудь из похищенного?
— Сомневаюсь, — резонно заметил Голованов. — Если это действительно дело Пашиных рук, то он, зная настоящую цену этим статуэткам, постарается временно припрятать всю коллекцию, а потом или вывезет ее за рубеж, или же загонит какому-нибудь подпольному олигарху.
Глава 13
Плетнев и понимал, и не понимал, что с ним творится. Он вроде бы как осознавал, что влюбился, однако не мог понять, КАК это могло с ним случиться. После гибели жены, когда они в одночасье осиротели с Васькой, ему казалось, что он уже ни-ко-гда не сможет всерьез связать свою жизнь с какой-нибудь, как вдруг…
Влюбился! Как семнадцатилетний мальчишка! У которого гормонов больше, чем извилин в мозгу. И влюбился-то как… С первого взгляда, как это бывает порой в кино.
Причем влюбился в женщину, о которой со-вер-шен-но ничего не знал, но без которой уже не представлял своей дальнейшей жизни. Расскажи кому — засмеют.
Не в силах выносить более изматывающих мук томительной неопределенности и в то же время страшась отказа, если он предложит ей встретиться, Антон все-таки набрался мужества, которого, казалось бы, ему было на занимать, и, когда Катя подняла телефонную трубку, произнес, невольно стушевавшись и забыв все те слова, которые он хотел бы ей сказать:
— Катя?.. Здравствуйте! Антон Плетнев беспокоит. Если, конечно, помните такого.
— Это такой большой и сильный, который помогал нести Игната? — засмеялась Катя. — А как же не помнить? Помню.
— И вы… вы не против того, что я позвонил вам?
— О чем вы говорите, Антон?! Конечно, нет. Я даже думала, что вы тем же вечером позвоните мне, все-таки Игнат находился в таком состоянии, что… Думала, позвоните, чтобы справиться о его самочувствии, а вы…
Она была явно рада его звонку, он чувствовал это, и сейчас самое бы время предложить ей пойти вечерком в театр или в тот же ресторан, но вместо этого он замямлил, как закостеневший двоечник, вызванный к доске:
— Катя, простите, ради Бога, что отрываю вас от работы, но…
И замолчал, начисто забыв все то, что «репетировал» до этого едва ли не все утро.
— Ну
— Скажите, вы же нарколог широкого профиля? Я имею в виду, вы одинаково успешно работаете как с наркоманами, так и с алкоголиками?
Пожалуй, именно этого вопроса Катя ожидала менее всего, и в ее голосе послышалась нотка растерянности:
— Да… а что?
«Идиот! Дубина стоеросовая!» — сам себя обругал Плетнев, однако переводить разговор на другие стрелки было уже поздно, и он негромко произнес, вернее, попросил Катю:
— Катюша, вы не могли бы проконсультировать меня по одному вопросу?
— Что, личные проблемы с наркологией? — совершенно беззлобно поддела она Антона.
— Да ну, о чем вы говорите? — шуткой ответил Плетнев. — Я ведь практически не пью. Так… от случая к случаю.
— Рада слышать, — голосом практичной женщины резюмировала Катя. — В таком случае, что за проблема?
— Ну-у… разговор, конечно, не телефонный… и если вы позволите подъехать к вам?.. В больницу, скажем, или куда вы прикажете…
— Подъезжайте в клинику, — немного подумав, отозвалась Катя. — Сегодня я до утра дежурю, так что если вас утроит часов в семь или в восемь вечера…
— И поужинаем вместе! — наконец-то нашелся Плетнев.
Небольшая и в то же время довольно комфортная пиццерия за годы своего существования постепенно превратилась в «общепитовскую» точку местного значения, где можно было и винца с водочкой хлебнуть да и перекусить недорого на скорую руку, и когда в проеме открытых дверей застыл человек-монумент в сером «в елочку» костюме за две тысячи евро, столики как бы зависли в удивленно-восхищенном молчании, и Катя, явно польщенная подобным вниманием, произнесла едва слышно:
— Антон, да вы, оказывается, сердцеед. И появляться с вами в общественном месте… Уведут!
— От вас не уведут! — буркнул Плетнев, и они, провожаемые восхищенными и одновременно завистливыми взглядами, прошли к дальнему столику, около которого их уже ждал расторопный официант.
— Добрый вечер Екатерина Максимовна, — расплылся он в приветливой улыбке и, видимо, не смог сдержать себя, чтобы не пройтись по впечатляющей фигуре сорокалетнего, атлетически сложенного гиганта оценивающим взглядом. — Что будем заказывать? Вы сегодня не одна? Это ваш новый врач?
— Можешь считать, что угадал, — хмыкнула Катя. — Но еще практикант, будет вводить у нас новую методику лечения от алкогольной зависимости.
— Даже так! — округлил глаза официант, видимо пытаясь совместить слова «практикант» и «новая методика лечения».
— Да, — кивком подтвердил Плетнев, — называется анестезия. Кулаком в лоб — и на всю жизнь забыл, что такое водка. Практика показала, здорово помогает.
— Да ну вас, смешливых, — хихикнул, покосившись на плетневский кулак, официант и тут же перешел к делу: — Что будем заказывать, Екатерина Максимовна? Как обычно? Салат с бульоном, кофе и пицца по-македонски?