Никто не спасется
Шрифт:
Чуть поодаль, на тротуаре, сидит какой-то пьянчуга, склонив голову и рассматривая то ли собственные ботинки, то ли асфальт под ними. Своей персоной этот пьянчуга словно завершает «идеальный» образ места зовущегося «Райскими кущами». Он делает образ объемным, дополняя атмосферу социального дна своим ярким примером.
Этот пьянчуга – вишенка на торте. На самом невкусном торте во всем мире.
Первый ставит ручку коробки передач в положение «паркинг» и направляется ко входу в бар.
«Возьму тебе двойной биф-гриль», –
Он толкает дверь и исчезает в недрах бара.
Второй вылезает из автомобиля и разминает ноги. Затем закуривает и осматривается.
Громила-охранник тоже возвращается в бар. А пьянчуга по-прежнему сидит на тротуаре. Похоже, что он уснул. Недокуренная сигарета выпала из его руки и потухла. Он медленно покачивается вперед-назад, практически падая, но каждый раз удерживая равновесие.
«Старый город… Что за помойка…», – бормочет Второй себе под нос, глубоко затягиваясь и выпуская дым через нос. Он мгновенно забывает про пьяницу, уснувшего на тротуаре, поскольку беспрерывно думает о том, что ему необходимо отлить. Он думает об этом, с того самого вокзала, где они встречались с Праведником.
Кофе, который приходится пить галлонами на «этой сучьей работе», дает о себе знать.
Второй оглядывается. Вокруг ни души. Если, конечно, не брать в расчёт все того же пьянчугу. Но он уже стал практически невидим, для взгляда и разума, затуманенных нуждой.
В общем, никого.
Не в силах больше сдерживаться наш молчаливый персонаж бросает окурок в сторону и бежит за угол здания. Расстегивая на бегу пиджак и брюки, он достает из штанов свой изнывающий член. И, наконец, расслабляется…
Опершись рукой о не совсем чистую стену (это уже не имеет значения) он стоит, кажется, целую вечность. Сколько же жидкости он в себе накопил…? Никак не остановиться.
В это время его напарник уже сделал заказ и нетерпеливо ждет за стойкой бара. Постоянно одергивая проходящих мимо официанток и в грубой форме интересуясь, как скоро принесут его бургеры.
Но вот минуты томительного ожидания подходят к концу. Первому приносят пару бургеров в сером бумажном пакете и кофе, по вкусу напоминающий горькую воду.
Голод уже разыгрался не на шутку, поэтому Первый тут же достает один бургер и откусывает почти половину. Тщательно пережевывая, он направляется к выходу.
На улице он обнаруживает Второго с открытым в немом возгласе удивления ртом и расстегнутыми штанами. Первый резко перестаёт жевать и секунду вникает в то, что произошло.
Парковка перед баром пуста. Нет, те два ржавых корыта, бывшие здесь еще до их приезда, так и остались стоять на своих местах.
На своем месте не было только черного блестящего Роллс-Ройса Фантом…
*****
«Ублюдки
«Нам не нужны такие постоянные посетители», – злобно рычат два здоровенных охранника и волокут меня к выходу. – «Хренов алкаш, у тебя никогда нет денег, на кой ты нам здесь сдался?»
«Вали отсюда, мудак! И чтобы мы тебя здесь больше не видели».
Эти два огромных кабана, они выталкивают меня за дверь. Швыряют прямо на тротуар. Мать их! Асфальт. Мокрый, твердый. Горячий, как куча раскаленных углей.
Эти суки вышвырнули меня на улицу. Эти суки вышвырнули меня. Прямо на этот чертов гребаный асфальт.
Я лежу, уткнувшись рожей в него. В асфальт. Господь всемогущий, как же мне хреново… Это похмелье. Какой-то невероятной силы. Чувство такое, словно что-то грызет меня изнутри. Словно пытается выбраться из меня. Выгрызается наружу.
Выгрызается… Понятия не имею, есть ли такое слово. Но ощущения мои оно передает достоверно.
Мне нужно выпить. Срочно. А лучше – нажраться вусмерть. До полнейшего беспамятства. Тогда станет легче.
Мне так это нужно… Просто необходимо.
Кретин-Бармен и слушать меня не захотел. Даже не попытался войти в мое положение. Как будто сам никогда не просыпался с башкой, трещащей по швам. Все он понимает… Жадная тварь!
Да, у меня сейчас нет ни гроша, но я ведь все отдам. Неужели этого недостаточно? Неужели старик не может отыскать в своем черством сердце хоть каплю сострадания к человеку, оказавшемуся в трудной жизненной ситуации. К умирающему…
Вот она, хваленая людская взаимопомощь. Вот о чем твердят священники в церквях. Хорошо, что я туда не хожу.
Возлюби ближнего своего… Бла-бла-бла… Даже если подыхать будешь посреди обоссанной собаками парковки, тебе и стакан дешевого виски никто не поднесет.
Чертов город! Чертовы ублюдки, живущие в нем. Ненавижу вас всех! Чтоб вы все сдохли! Сборище бесчувственных эгоистов! Вот тогда мы узнаем, кто круче: я, лежащий на асфальте в грязи, или вы – расчудесные и прекрасные, зарытые глубоко-глубоко в землю и пожираемые червями.
Вот тогда я вдоволь посмеюсь над вами. И выпью за упокой миллионов душ стаканчик горячительного.
Сколько же времени я здесь валяюсь…? Руки и ноги стали коченеть. Мимо постоянно проходят чьи-то ноги, обутые в разномастные башмаки. Туда-сюда. Туда, мать твою, сюда. Долбанный маятник, совсем как тошнота, то подкатывающая к горлу, то отступающая.
И одно и другое жутко бесит. Не знаю, что бесит больше…
В голове зарождается пугающая мысль – так и подохнуть здесь, на парковке перед «Райскими кущами». Не самая красивая смерть… Но голова болит с невероятной силой, и поэтому я уже согласен на любой конец. Только бы поскорее.