Никто не уйдет
Шрифт:
– Если мне не изменяет память, Сэм, в случае, если мы справимся с этим чудовищем, ты обещал нам свободу, – сказал Пильман, совершенно спокойно отряхивая травинки, налипшие на брюки. – Я что, ослышался?
– Никоим образом, – улыбнулся Дуглас. – Вы справились, и сейчас получите истинную свободу от мирской суеты и всех остальных проблем, которые мы привыкли называть жизнью. Итак, поскольку молиться вы, вижу, не собираетесь, автоматчики…
Договорить он не успел. Сзади послышался громкий треск, и Сэм, и его мордовороты с М16 чисто рефлекторно обернулись.
Кстати, посмотреть было на что. Из густого киселя тумана медленно,
– Что за… – сдавленным голосом произнес Дуглас, дрожащими пальцами снимая очки с разом побледневшего лица, словно так ему было лучше видно происходящее.
– В науке это называется инверсия, или смена полярности, – хмыкнул доктор Пильман. – А в жизни это значит, что ты проиграл, Сэм.
Доктор Дуглас потерянно обернулся на голос, и увидел, что двое его автоматчиков лежат на земле, а проклятые сталкеры стоят над ними, завладев их винтовками. И, само собой, стволы этих винтовок направлены на него.
– Лучше прикажите своим парням сложить оружие, док, – хмуро посоветовал Снайпер. – А то, боюсь, если вы дернетесь в порядке очередного эксперимента, приказывать будет больше некому.
– Сложить оружие, – покорно произнес доктор Дуглас. – И все-таки, Валентин, я надеюсь, вы скажете мне, откуда взялся этот чертов танк и почему мои системы безопасности не увидели его на радарах?
– Признаться, Сэм, я сам ничего не понимаю, – произнес Пильман. – Но, должен отметить, что появился он чертовски вовремя.
И объяснение не замедлило появиться. Верхний люк танка открылся, и из башни вылез… русский ученый Эдвард с короткоствольным автоматом в руке. В правой руке, целой и невредимой.
– Не ждали? – поинтересовался он с довольной ухмылкой на лице.
– Если честно, нет, – произнес Снайпер. – Подумалось на минуту, что моя личная удача закончилась.
– Ты знаешь, я было подумал то же самое, когда вы с Рэдом ушли в туман. Даже мелькнула мысль пустить пулю в лоб сначала Квотербладу, чтоб не мучился, а потом себе. Но потом я вспомнил о том Поле Смерти, через которое мы прорвались. И твои слова насчет этих полей, мол, одни из них убивают, другие изменяют тела до неузнаваемости, третьи вообще превращают тебя не пойми во что. Ну, я и решил, что терять мне нечего. Убьет – и ладно, только что сам себе был готов мозги вышибить. Изменит или превратит во что – так когда смерть рядом стоит, хуже уже все равно не будет. Короче, двинул я прямо в него. И вот результат. После чего Полковника туда затащил, а когда он восстановился, вдвоем мы завели танк и сумели довести его до Поля. В общем, похоже, зря мы тогда аномальную защиту врубили. Как я понимаю, это Поле излечивает любые болезни и даже не только чинит до состояния спуска с конвейера, но и совершенствует технику. Например, наш танк теперь ездит абсолютно бесшумно.
– Я даже по этому поводу имя ему придумал – «Тень Зоны», – сказал Квотерблад, откинувший люк и высунувшийся из водительского отсека. – Кстати, аномалии ему теперь тоже нипочем. Похоже, он, как и мы, стал частью Зоны.
– Вот только проверять, безопасны ли для нас теперь аномалии
– А позвольте узнать, как у вас в танке со связью? – поинтересовался Пильман.
– А позвольте узнать, кто вы, собственно, такой? – сдвинул брови Полковник.
– Доктор Валентин Пильман.
– Да ну! – удивился Квотерблад. – Сам Пильман? Наслышан о ваших заслугах, и весьма рад знакомству. А со связью, вы не поверите, вполне нормально. Никаких помех. Вот, например, радиопереговоры господина Дугласа перехватили, и решили предотвратить преступление.
– В таком случае, Полковник, думаю, самое время сообщить вашему военному руководству об обнаружении в Зоне базы ученых, производящих бесчеловечные опыты над людьми и незаконно торгующих артефактами. Также можно доложить о том, что глава этой базы арестован, и в скором времени будет доставлен в руки правосудия.
– Отличная мысль, док, – кивнул Квотерблад. – Впрочем, как и все ваши остальные мысли. Слышал по радио ваше интервью, складно излагаете. Думаю, что не зря вас на вторую Нобелевскую представили.
– Весьма польщен, – кивнул Валентин.
– Ну что ж, пора ехать домой. Получается, что наконец-то настал тот прекрасный день, когда хармонтцы увидят своего знаменитого земляка на улицах родного города.
– Выходит, что так, – улыбнулся доктор Пильман.
Эпилог
…он не был установлен здесь, он валялся, валялся точно так же, как все эти «пустышки», «браслеты», «батарейки» и прочий мусор, оставшийся от Посещения.
В «Боржче» все было по-старому. Те же прокуренные стены с портретами кинозвезд, изрядно засиженными мухами. Те же столы и стулья, местами порезанные ножами потомков покорителей Дикого Запада. Та же видавшая виды потертая, побитая барная стойка, и старуха Розалия за ней, деловито протиравшая бокалы. Казалось, весь мир может сгореть в пламени апокалипсиса, только в «Боржче» ничего не изменится. Так и будет он вечно торчать посреди развалин Хармонта, пока не потухнет Солнце, и до конца времен будут хлестать коньяк и жрать жареные сосиски «муляжи» с бессмысленными взглядами, восставшие из старых могил…
Рэдрик тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, навеянные недавними событиями. Положа руку на сердце, врагу не пожелаешь таких приключений. Но главное сделано. События в Хармонте привлекли внимание прессы и правительства. Весь мир встал на дыбы – как мол так, нашу планету какие-то уроды решили превратить в свалку отходов! И Комиссия по правам человека тоже высказалась насчет того, что не дело ни в чем не повинных людей определять в резервацию. В общем, кордоны с Хармонта сняли, но с каждого жителя взяли кучу подписок о невыезде. Это правильно, потому что любой хармонтец как открытый ящик Пандоры – где не появится вне невидимой черты, опоясывающей город и Зону, там несчастья на других людей сыпаться начинают одно за другим. А чтоб компенсировать неудобства, хармонтцам льгот от государства надавали, возможных и невозможных, так что теперь те, кто отсюда сбежал когда-то, вернуться норовят всеми правдами и неправдами. Да только ни черта у них не выйдет. Ну и, понятное дело, теперь из города никто не уйдет по собственной воле, дураков нет.