Нищий, вор

Шоу Ирвин

— Подождите! Я должен… — еще громче закричал полицейский.

Билли повесил трубку, поднялся наверх и допил пиво.

После вечернего просмотра они сидели у Гретхен и пили шампанское. Симпсон, рекламный агент, говорил:

— Мы увезем домой все призы — за лучший фильм, за лучшее исполнение женской роли, за лучшее исполнение мужской роли второго плана. Я это гарантирую. Обычно я склонен настраиваться на худшее, но теперь… — Он покачал головой, словно не в силах

осмыслить ценность вверенного ему сокровища. — Я приезжаю в Канн вот уже пятнадцать лет подряд и, скажу вам, такого восторженного приема еще не видел. А что касается вас, молодой человек, — он повернулся к Уэсли, — что касается вас, даю руку на отсечение, вы отсюда без премии не уедете.

Уэсли сидел молча, с деланной застывшей улыбкой на лице. Билли встал и налил себе пятый бокал шампанского. Все начало картины он просидел, тупо уставясь на экран. То, что происходило там, казалось ему теперь лишенным смысла, а слова — пустым звуком. Он то и дело смотрел на часы, а в девять сорок пять откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Гретхен, бледная и усталая, непрерывно вертела кольцо на пальце. К шампанскому она не притронулась и за весь вечер не проронила ни слова. Сидевший рядом с ней на диване Рудольф время от времени похлопывал ее по руке, стараясь приободрить. Доннелли стоял, прислонившись к камину, и пощипывал бороду. Излияния рекламного агента, по-видимому, его раздражали.

— Завтра, — не унимался Симпсон, — у вас, Гретхен, и у вас, Уэсли, напряженный день. Каждому захочется с вами поговорить и вас сфотографировать. Завтра в девять я дам вам программу и…

Рудольф и Доннелли переглянулись, и Рудольф встал.

— Если завтра у нас такой трудный день, — сказал он, прерывая Симпсона, — то Гретхен надо отдохнуть. Давайте расходиться.

— Я тоже так считаю, — поддержал Доннелли.

— Конечно, конечно, — согласился Симпсон. — Просто я сейчас настолько взволнован, что…

— Мы все понимаем, дружище, — сказал Рудольф. Он нагнулся и поцеловал Гретхен. — Спокойной ночи, сестричка.

Она через силу улыбнулась. Когда они уходили, она поднялась, подошла к Доннелли и взяла его за руку.

— Дэвид, — сказала она, — задержись на минутку.

— С радостью, — сказал Доннелли и мрачно посмотрел на Билли.

Билли попытался улыбнуться и поцеловал Гретхен в щеку.

— Спасибо, мама, — сказал он, — сегодня был такой чудесный день.

Гретхен схватила его за руку и всхлипнула.

— Извини, — сказала она, — это просто… просто слишком много всего за один день. Утром я буду в полном порядке. — И, обращаясь к уже стоявшему в дверях Уэсли, спросила: — А ты не исчезнешь?

— Нет, мэм, — ответил Уэсли. — Если я вам понадоблюсь, я всего двумя этажами ниже. — Рудольф хотел поселить кузенов в одном номере, но Билли отказался: мало ли что взбредет в голову этому сумасшедшему. Он не сказал Рудольфу, чего он опасается на самом деле и о чем, если ему. Билли, повезет, Рудольф никогда не узнает.

В

коридоре Рудольф сказал:

— Мне что-то совсем не хочется спать. У меня в номере есть бутылка шампанского. Пошли разопьем ее.

— У меня завтра утром деловая встреча, — сказал Симпсон. — А вы идите. — Он стоял, прислонившись к стенке лифта, длинный и мрачный, обреченный всю жизнь хвалить других; на прощание он грустно помахал рукой дяде и двум племянникам, намеревавшимся продолжать праздничный вечер за бутылкой шампанского, и пошел готовиться к завтрашней утренней встрече.

Открывая шампанское, Рудольф заметил, что Уэсли не сводит глаз с запертого чемодана, лежавшего на стуле возле окна.

— Держу пари, — сказал Уэсли, когда пробка вылетела и Рудольф стал наполнять бокалы, — он здесь.

— Что здесь? — переспросил Рудольф.

— Вы знаете, о чем я говорю.

— Давай выпьем, — сказал Рудольф.

Уэсли неторопливо поставил бокал на стол и вытащил из кармана маленький пистолет.

— Тот мне все равно больше не нужен, — сказал он очень спокойно, — так что можете хранить его в качестве сувенира.

— Так и остался ненормальным, — заметил Билли.

— Я за это и выпью, — сказал Уэсли.

Они выпили.

Уэсли сунул пистолет обратно в карман.

— Значит, — сказал Рудольф, — ты смотрел фильм, а потом принимал поздравления, и эта штука все время была у тебя в кармане?

— Точно, — ответил Уэсли. — Ведь мишень может появиться в любую минуту.

Рудольф, нахмурившись, расхаживал взад и вперед по комнате.

— А если я тебе скажу, Уэсли, что этим делом займутся и тебе самому не надо ничего делать?

— Как это понимать — займутся?

— А так, что сейчас, когда мы здесь пьем шампанское, того человека разыскивает профессиональный убийца.

— Я не желаю, чтобы кто-то это делал за меня, — сказал Уэсли холодно, — и я больше не нуждаюсь ни в ваших, ни в чьих-либо благодеяниях.

— Я пробуду в Канне до конца фестиваля. Еще десять дней. Если к тому времени работа не будет сделана, я уезжаю домой и ставлю на этом деле точку. Только обещай мне, что в течение десяти дней ты ничего предпринимать не будешь. Потом делай что хочешь.

— Я ничего не могу обещать.

— Уэсли… — начал было Билли.

— А ты не суйся, — оборвал его Уэсли. — Хватит уже.

— Успокойтесь, — сказал Рудольф. — Оба успокойтесь. Да, вот еще что, Уэсли. На днях звонила твоя приятельница, мисс Ларкин.

— И что она сказала?

— Что хочет приехать сюда. Она считает, что получит в редакции отпуск на две недели, и ждет твоего звонка.

— Пусть подождет. — Уэсли допил шампанское.

— Она сказала — ты сам хотел, чтобы она приехала.

— Я думал, к тому времени все будет кончено. А ничего не получилось. Повидаемся после.

— Как знаешь, — сказал Рудольф. — Я не собираюсь разыгрывать из себя Купидона — у меня и так дел хватает. Давайте допьем, и я пойду спать.