Нисхождение короля

Пар Даша Игоревна

Никлос тоскливо вздохнул, пригубив приторной настойки. И встал с места, подходя к девушке и протягивая руку:

— Пора, моя девочка, объявить о войне.

* * *

Побережье встретило их густым, как взбитые сливки, туманом. Над ними ближе к скалам звучали печальные крики чаек, море скрывалось в тусклой белизне, и не было видно береговой линии. Промозглая сырость освежила мысли королевской пары, и они переглянулись, крепче держась за руки. На грани чувствительности просыпалась связь ариуса и нориуса, в любой момент готовая атаковать врага.

Оставались считанные минуты

до конца дня, и Никлос склонил голову, прислушиваясь. Что-то сильно было не так. Этот туман, так нехарактерный для вечернего времени, слишком густой, и подозрительно хорошо прячет воду, что нельзя было разглядеть есть ли там спрут или иные воинственные твари океана. Он гасил звуки, делая это место глухим, будто пробки в уши вставили, за которыми почти ничего не было слышно.

— Нет всплеска, — внезапно сказала Селеста. — Волны набегают на берег и утаскивают камни — не слышу этого, — коряво дополнила она, разрывая связь и делая несколько шагов вперёд.

— Осторожнее! — воскликнул Ник, идя следом.

Вот, они дошли до мокрых камней и песка, но ничего не изменилось. Идя вперёд, перед ними проступало морское дно, заполненное ракушками, камнями и морскими звёздами. То здесь, то там появлялись дохлые медузы и отчаянно вздымающие жабрами рыбы. Однако не было воды. Не было шума прибоя.

— Куда делось море? — оглушённо вакуумной тишиной прошептала Селеста, разворачиваясь к Никлосу.

Ответ пришёл сверху, когда стелящийся книзу туман, сначала медленно, а потом всё резвее и резвее заскользил в стороны параллельно берегу, и свет, ещё исходящий от спрятанного за облаками закатного солнца, померк, уступая место непроглядной жуткой тьме, идущей со стороны линии горизонта. Гигантская волна, от края до края, набирая скорость приближалась к побережью, грозясь затопить и столицу, и стоящий на скальной возвышенности королевский дворец.

— О, пресвятая Клэрия, — воскликнула Селеста, тогда как Никлос, резко развернул её к себе, сжимая до боли женские пальцы.

— Доверься мне, Сэлли, иначе через пять минут от города ничего не останется! — закричал в лицо король, видя подступающие слёзы. Девушка отчаянно закивала, до крови прикусывая губу и закрывая глаза. Тотчас её фигуру окутала дымка ариуса и аналогичная, но чёрная, возникла вокруг короля.

Они закружились как в танце, сплетаясь в чёрно-белую косу, скрывая под куполом тела людей, а позже, разойдясь, обнажая крупного чёрного дракона и обнажённую деву, лежащую на его хребте. Она прижималась к туловищу, будто слилась с его чешуйчатой прочной кожей и ариус с нориусом ласкали женскую плоть, также нежно обволакивая тело дракона, испустившего в небо струю красно-зелёного пламени.

Фигура раскрылась, взмывая ввысь, и ринулась в сторону морского вала. От неё вырвалась чёрно-белая тьма и как широченный канат, с каждой миллисекундой становящийся всё шире и шире, ударила в волну, будто она земная твердь, задерживая на месте, а после, заарканив и разойдясь на многокилометровую ширину, обратила воду вспять, и прибила ко дну, возвращая морские границы.

Сплетённая сила ариуса и нориуса играючи успокоила разбушевавшийся океан, усмирив и последующие, менее мощные волны, сглаживая воду до зеркального спокойствия. Дракон и дева пролетели вдоль побережья, зорко выискивая неприятеля. Берег и дно морское чисты — не обнаружилось ни единого подводника, как и следов,

сгинувших после случившегося в Нимфеуме шелки.

Но на этом всё не закончилось. Чёрный дракон и дева теряли контроль над собственной силой. Вобрав в себя две души, две полярности, готовящихся противостоять всем сущностям подводного мира, она желала большего. И нориус как главный проводник желания, подмял под себя ариус, расползаясь над водой жирной маслянистой кляксой с жалкими белыми вспышками, пытающимся выбраться из вязкого болота. Сгустки как чернила каракатицы соединились в единое целое, расползаясь прочным и твёрдым ковром по воде. Такой была королевская воля — подавить и подмять океан, сдавливая желанием власти. Никто не имеет права вставать против Каргата!

И чёрная жижа погрузилась в воду, опускаясь на дно и углубляясь так далеко, что достигла первого населённого русалками подводного города. Прозвучал вибрирующий горн тревоги, подводные обитатели ринулись кто куда, но тьма забирала сам воздух из воды, глуша сознание существ, забирая их жизни. И нориус не знал пощады и чувства насыщения. Находясь за многие километры, осколки сознания Никлоса, вбитые в силу нориуса лишь подливали масла в огонь, будучи разбуженные обжигающим голодом.

Сила набухала, укрепляясь, вытягивая энергию из ткани мира. Нориуса и ариуса становилось больше, их двойственный союз устремился в глубины океана, а дракон и дева, замершие над водой, сплетались и темнели на глазах, трансформируясь в нечто иное, одержимое голодом и жаждой.

Звучали крики, полные боли, агонии и отчаяния. Многотысячное морское поселение вымирало минута за минутой, а сила продолжала выискивать разум на океанских просторах, готовясь броситься на другие города новыми смертельными кляксами, собираясь сделать подводный мир безжизненным, лишённым разума, пустым.

И в миг, когда она ухватила нечто древнее, могущественное, сбившее её ментальные щупальца, тем самым нарушив целостность преобладания тьмы, всё рухнуло. Пронзительный крик пронёсся над водой и на берег пали человеческие фигуры мужчины и женщины.

Женский крик вновь пронёсся над побережьем. Обнажённая девушка загребала руками мокрую гальку, прижимая к груди, тем самым нанося себе сотни ран в попытках заглушить душевную боль. Она продолжала стонать, слыша в голове тысячи вибрирующих криков русалок.

— Ник, что мы наделали, о боги, что мы натворили, Ник! — охрипшим голосом заговорила она, сжимаясь в комок, вдавливаясь в гальку в попытках исчезнуть. Её слёзы — красные от крови, проступившей из-за множества порезов. Она говорит, а во рту привкус гари и чёрная слюна капает, шипя от столкновения с мокрыми камнями.

Король, оставшийся в одних брюках и мокрой белой рубашке, молчит, сидя и разглядывая свои пальцы, в сосудах которых пульсирует чернота. Потеряв связь с ариусом, распавшись на две составные, он уже чувствовал острую тоску по той невероятной, невозможной вседозволенности и целостности, что открылись несколько минут назад. Сейчас Никлос был готов взяться за Селесту, избить её, чтобы вернуть ариус и вновь ощутить вкус безграничной власти. Но крик девушки отрезвлял, будто когтями глубоко скользил по стеклу. Эта боль злила и безмерно раздражала, но возвращала разум, показывая, что они сделали. Напоминая, что несколько минут назад в них обоих не было ничего человеческого. Не было души.