Нисхождение
Шрифт:
— Звонил Фрэнсис и приглашал к себе выпить. Ты не против?
— Нет. — Они сели в его машину. — Что нового у Джои?
— Ничего особенного. Рисует. Луиза заходит почти каждый день.
— Она ведь живет рядом. Я забыл.
Машина въехала на ближайшую тихую песчаную аллею, изгибавшуюся прямо к бунгало Адамса. На террасе горел свет, и хозяин встретил их в дверях еще до того, как они постучались в дверь.
— Добро пожаловать! Я мог бы предложить вам остаться на террасе, но внутри гораздо прохладнее. Ха-ха! Заходите, увидите
Терраса Адамса, на которой стояли стол и стулья, выходила на залив. В гостиной их ждали канапе с сыром и черные оливки.
Ингхэм надеялся, что Адамс не увяжется с ними ужинать. Но потом подумал, что, может, было бы лучше, если бы он пошел с ними. Интересно, почему так весела Ина? Ингхэм терялся в догадках, чем это можно объяснить. Решила бросить его? Или «поняла» его и решила сказать ему об этом? Но что бы она ни сказала сегодня вечером, подумал Ингхэм, он задаст ей еще один вопрос о Джоне Кастлвуде: любила ли она его только потому, что он был влюблен в нее? Его признание было для нее как снег на голову, писала она. Ингхэму казалось, что женщины зачастую влюбляются в мужчин, которые уже влюблены в них, в таких мужчин, которых они в другом случае просто не заметили бы.
Адамс развлекал Ину рассказами об арабской культуре, о которой знал очень многое. Он поведал ей о том, что магометане ждут второго пришествия своего пророка, рожденного от человека, отсюда и их обычай носить короткие шаровары в знак этого ожидания. Потом разговор зашел об арабских беженцах с западного берега Иордана, и они удивлялись, сколько бед принесла война, длившаяся всего шесть дней.
— Надеюсь, вам удастся продлить свой отпуск, Ина, — обратился к ней Адамс, наполняя ее бокал из серебряного шейкера. Он предложил им «Дайкири» (любимый коктейль Джека Кеннеди), который приготовил заранее и поставил в холодильник до их прихода.
— Да, я уже сегодня дала телеграмму. Уверена, мне дадут еще неделю, поскольку я пообещала приехать сразу же, как только появится что-то срочное.
Улыбка НОЖа перекочевала на Ингхэма; он буквально изливал благодать на них обоих.
— Кажется, Говард, вы поговаривали о поездке в Париж?
«Неужели?»
— Только если закончу свою книгу.
— А я уже давно мечтаю об этом, — заметила Ина.
— С Говардом? Прекрасно. Мне кажется, он становится беспокойным, — заявил НОЖ.
Интересно, с чего он взял? Во время беседы Адамс то и дело переводил взгляд с одного на другого, словно пытался разгадать, что они «решили» между собой, как сильно влюблены в друг друга, счастливы или не очень? Однако Ингхэм чувствовал, как все сильнее отдаляется от Ины. Здесь, в этой гостиной, где они так часто сидели и по-дружески беседовали с НОЖем, он пытался настроить себя на разрыв с Иной, поскольку предполагал, что именно это она собирается ему предложить. Насколько больно его это заденет? Что пострадает сильнее — гордость или сердце? Ина смотрела на него, слегка улыбаясь, и он догадывался, что
— Думаю, дня за два я все закончу, — сказал Ингхэм, отвечая на вопрос Адамса о книге.
— Тогда вы должны устроить себе настоящие каникулы с переменой обстановки. Да, Париж. Почему бы и нет? — Адамс покачивался на каблуках, словно уже и в самом деле видел их медовый месяц в Париже в его блаженном, классическом варианте.
Выпив по две порции коктейля, они ушли. НОЖ не высказал желания присоединиться к ним.
— Он просто ангел, разве нет? — улыбнулась Ина. — И очень привязан к тебе. Но ты сегодня какой-то молчаливый.
— Извини. Это все жара. Думаю, мы можем съездить в «Дю Гольф».
Ресторан отеля, в который Ингхэм столько раз заглядывал в ожидании так и не пришедших писем — от Джона и Ины, — был почти заполнен, однако им удалось отыскать удобный столик на двоих.
— Итак, дорогая, — начал Ингхэм, — ты подумала над тем, о чем мы говорили сегодня днем?
— Конечно думала. Да. Я понимаю, что здесь все совсем по-другому. Наверное, я пыталась сделать из мухи слона. На самом деле я вовсе не собиралась учить тебя, как тебе следует быть.
Именно это Ингхэм и надеялся от нее услышать.
— Если это не беспокоит тебя, то так тому и быть, — добавила Ина.
Это намек, что должно беспокоить? Ингхэм усмехнулся:
— Тогда больше не будем об этом говорить.
— Тебе все еще хочется поехать в Париж? На следующей неделе?
Ингхэм понимал, что это означает. Она принимала его обратно, принимала таким, какой он есть. Поехать с ней и потом, возможно, вернуться в Хаммамет? Однако он знал, что она не это имела в виду.
— Ты хочешь сказать, чтобы оттуда лететь в Нью-Йорк?
— Да. — Ина выглядела спокойной, уверенной в себе. Неожиданно она улыбнулась. — По-моему, ты не слишком горишь энтузиазмом.
— Я считал, что первым делом мне нужно закончить книгу, а потом уже куда-то ехать.
— Разве она почти не закончена?
Так оно и есть, он сам не раз говорил ей об этом, но ему хотелось закончить работу непременно здесь, в этой убогой комнатке, где он спал по соседству с Иенсеном и его картинами. И отказ ехать с нею в Париж совсем не обязательно означал потерю Ины.
— Если бы ты могла остаться здесь — я имею в виду, если бы ты смогла вытерпеть эту жару, — то я постарался бы закончить книгу менее чем за неделю.
Ина снова засмеялась, однако ее глаза оставались ласковыми.
— Не думаю, что ты управишься за неделю. Но возможно, тебе просто не хочется ехать в Париж.
— А тебе хочется в Париж, вместо того чтобы остаться здесь, насколько я понимаю.
— Сколько еще ты собираешься торчать здесь, милый?
Официант показал им блюдо с двумя сырыми белыми рыбинами. Ничего не понимая в рыбе, Ингхэм одобрительно кивнул. Ина, вероятно, ничего не заметила, поскольку наблюдала за ним.