Нити судьбы

Ланг Н.

– Коля, какая может быть гроза, если на небе ни облачка? – поинтересовался я с укором.

– Ты и представить себе не можешь, Арсюша, ночью будет гроза!

Аделина взяла плакат и пошла к митингующим. Теперь она казалась чужой и загадочной.

– Пахнет грозой? Серьёзно? Ничего умнее придумать не мог? – проворчал я.

Улыбнувшись, Коля пожал плечами.

Солнце раскалило асфальт, он сделался мягким, как пластилин, и люди ступали, оставляя следы. Нас было пятнадцать смелых. Развернув плакаты с лозунгами, перекрывая въезд, демонстранты растянулись

колонной перед воротами на строительную площадку. Народ оживился, по шеренге прокатился гомон. Артём дал знак. Мы подняли плакаты. На ватманах написано: "Защитим любимый парк!", "Руки прочь от наследия предков!", "Остановите проклятую стройку!". Ощущалось общее волнение, носившееся в воздухе, будто вот-вот случится событие, которое перевернёт наши жизни. Многие из демонстрантов разделили неясное предчувствие. Хоть поначалу я счёл митинг лёгким развлечением, сейчас чувствовал важность этого дела. Толпа превратилась в единый организм, живший одними на всех эмоциями. Вокруг витало напряжение, какое обычно возникает перед грозой. Мы ждали разрешения этого конфликта.

В человеческом стаде царит полная вседозволенность. Вспомнились сюжеты, которые неоднократно показывали по телевизору. В сознании всплывали кадры из хроники. Массовые столкновения с полицейскими, слезоточивый газ, погромы. Власть народа, способная вершить судьбы государств. И вдруг я почувствовал такое волнение, какое испытывал, лишь когда вдохновенно писал повести. Сродни предвкушению чего-то неизведанного, словно открывалась дверь в новый мир.

Первыми пришли строители – молодые ребята из стран, некогда бывших в составе Советского Союза. Они принялись расталкивать нас, но мы, словно стойкие солдаты на поле брани, плотнее сомкнули ряды.

Журналисты с азартом снимали репортаж. Как надоедливые мухи кружили фотографы, щёлкая затворами фотоаппаратов. Люди узнают правду из теленовостей и свежего выпуска газеты.

Пришедшие строители были обескуражены тем, что не могли приступить к работе. Они не решались пробиваться сквозь толпу демонстрантов. Некоторые закурили в стороне, разговаривая на чужом языке о чём-то отвлечённом. Усатый мужчина средних лет в майке лимонного цвета и старых джинсах, видимо, исполнявший обязанности прораба, вышел вперёд.

– Уходите, пока не приехала полиция! – прокричал он.

Готов поклясться, что этот сильный и звучный голос услышали даже жители соседних районов. За его спиной несмело топтались работники. Стало ясно, кто здесь хозяин.

Не шелохнувшись, мы стояли, преисполненные решимости идти до конца, упрямо сжимали плакаты в руках.

– Мы не уйдём, пока не прекратится строительство этого комплекса! – выкрикнул Коля и оглянулся по сторонам в поисках поддержки. Демонстранты одобрительно загудели.

Раздувая щёки от злости, усач подошёл к Николаю. Время – деньги. Мерзкие тараканы с транспарантами задерживали рабочих, а ведь сегодня они обязаны закончить этаж. Он рванул плакат, но Коля крепче сжал ватман в руках.

– Убери свои грабли, чудик! – прорычал Коля. Воробьёв был худощавым и уступал в физической силе сопернику, но

смелость и безрассудство с лихвой компенсировали, то в чём он проигрывал.

– Кто чудик? – усач, схватив Николая за воротник, потянул на себя. – Для тебя два глаза роскошь?

Бросив плакат, Коля толкнул усача, тот на мгновение отскочил, разозлился, и окончательно лишившись разума, бросился на оппонента. Завязалась драка, в поединке сошлись бесы и ангелы. На всё это равнодушно взирал полуразрушенный храм, давно покинутый верой. Меня теснили, но я изловчился и оттащил усача от Коли. Понадобилась недюжинная сила, чтобы откинуть прораба вглубь толпы, где у людей кипела кровь, пробуждая древние инстинкты. Колю вновь поймали, я заметил его русую голову в человеческой свалке. Воробьёв дрался, как умел, и, кажется, почти победил в схватке, но появились полицейские машины, оглашая окрестности сиренами. Я не успел увернуться, и проворный строитель ударил меня по лицу.

Николай схватил меня за локоть и выдернул из толпы. Рядом была Аделина. Она испуганно озиралась, готовая оказать отпор любому, кто осмелится дотронуться до неё.

Ловко орудуя дубинками, полицейские разгоняли сошедшихся врукопашную.

Мы кинулись врассыпную, нас не взяли, хотя хватали всех, кто попадался на пути. Аделина громко и заливисто смеялась. В её крови бесновался адреналин. Плакаты, которые мы рисовали всю ночь, остались у ворот, раскиданные на асфальте. Их топтали разбегавшиеся демонстранты и строители.

Митинг – несанкционированный, а значит, организаторов и участников могут арестовать. Блюстители закона прижали растерявшегося усача, он пытался объясниться, но его не без оснований посчитали зачинщиком драки. За взятием под стражу противника мы наблюдали издалека.

Задержав нарушителей порядка, оперативники с шумом, разместились по автозакам и уехали. Схватили и Дубовицкого.

– Нужно помочь ему выбраться, – я рванулся вслед за машиной полиции, но Коля вцепился в мой рукав.

– Хочешь, чтобы и тебя повязали? – спросил он, крепко удерживая меня. – Артём непременно справится. Он не впервые попал в подобную переделку.

Я оттолкнул Колю, не смирившись с тем, что бросил друга в опасности.

– Подумай, Арсений, чем ты можешь ему помочь? Постой, у тебя кровь, – сказала Аделина.

– Вот чёрт! – выругавшись, я схватился за нос. Тотчас заметил, что из него тонкой струйкой сочилась кровь. Обеспокоенная Аделина подошла ближе. Повеяло земляникой и яблоком. Она достала салфетку из сумки, перекинутой через плечо.

– Нос вроде цел, – девушка оглядела моё лицо с сомнением и осторожно прикоснулась к кровоточившему носу. – Но я бы посоветовала тебе обратиться к врачу.

– Ах, оставьте, – наигранно произнёс я, поморщившись от боли.

***

Солнце укатилось за горизонт, окрасив небо в пурпурный цвет. Петербург не останавливался ни на минуту. Горел и переливался огнями фонарей и неоновых вывесок. Гудели машины, вытянувшиеся в гигантской пробке. Мягкий, как синий бархат, вечер вступал в права. Мегаполис лежал перед нами.