Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать
Шрифт:
Инициативу взял в свои руки кагебист.
– Если передумаете, приезжайте с просьбой о прописке, но с обязательной ссылкой на Малую Землю. И последний срок - пятница!
– жестко заявил он.
Старый ветеран приехал в пятницу в район, но приехал он с двадцатью другими татарами. Все они зашли в райотдел милиции с заявлениями, в которых излагали просьбу прописать их в законно купленных домах. Начальник паспортного стола велел всех выгнать на улицу, предложив оставить заявление только Амету-малоземельцу, на что последовал отказ. Затем начальник паспортного стола позвонил в районное управление госбезопасности, и два офицера долго рассказывали друг другу по телефону, что они думают об этих татарах
А татары уже стояли на центральной площади райцентра с плакатами в руках, на которых был изложен их протест против отказа прописывать крымских татар в Крыму.
Назавтра приехал к нему инструктор райкома и пригласил поехать с ним в райком партии. Амет-агъа поехал, уже догадываясь о чем будет разговор. Но в тот раз разговора не было, а просто работник райкома записал сведения о том, когда и где он вступил в партию, и велел встать на временный учет.
Через три дня его опять пригласили в кабинет второго секретаря, где уведомили, что он решением бюро райкома исключен из членов КПСС. Амет-агъа не стал выкомариваться, кричать, что он, мол, вступил в партию во время войны в окопах и тому подобное.
– Идите вы со своей КПСС к едреной матери! – заявил он спокойно и вышел.
Он ожидал ареста за оскорбление компартии и ее преданных членов, но его пока что не трогали. Свой партийный билет он из упрямства не сдал:
– В соответствии с уставом райком обязан был пригласить меня и выслушать, - заявил Амет-агъа.
Вот как раз этого выслушивания и опасались районные бонзы.
Вскоре вместе с женой и дочкой его вновь вывезли за пределы Полуострова, а дабы вредному татарину некуда было возвращаться, то дом и все постройки во дворе разрушили бульдозером, огород же заасфальтировали. И это притом, что тротуары городка пребывали в ямах и в промоинах – асфальт был в дефиците.
Амет-агъа после этого приобрел такой же маленький домик в Геническе, откуда вел наблюдение за событиями в Крыму, готовый в любой момент вновь высадиться на родной земле. Сохранил старый солдат честь и достоинство.
– Именно таких людей нужно именовать героями Крыма и ставить им памятники на родине! – этими словами Рефик закончил свой рассказ.
В комнате повисла тишина. Через какое-то время присутствовавший здесь же Шамиль крякнул и вышел. Вслед за ним вышли, нашаривая в карманах сигареты, и другие. Смущенный хозяин дома оставался за столом, за которым сидел растерянный Керим. Наконец и Керим вышел во двор, где, не включая висящую на шесте лампочку, попыхивали в темноте сигаретами остальные мужчины. Увидев Керима, Шамиль протянул ему пачку «Примы».
– Закуришь?
Некурящий Керим взял сигарету, стоящий рядом мужчина чиркнул зажигалкой. Лениво переговариваясь на неопределенную тему мужчины дружно пускали дымы, когда вышла во двор хозяйка дома.
– Чего это вы в темноте стоите? – она чиркнула выключателем и двор осветился стопятидесятиваттной лампой. – Садитесь за стол, ужин готов, сейчас постелю скатерть.
Стол располагался здесь же у обвитого виноградной лозой забора. Прохладный ночной ветерок отнес запах табачного дыма в сторону темных деревьев сада.
В ту ночь Керим долго не мог уснуть. Он думал о том, как важно оказаться среди своих, окунуться в жизнь той части крымчан, которая находится на ударном фронте национальной борьбы за свою родную землю. При всей важности общеполитических мероприятий, проводимых многочисленными лидерами Движения, часто не находящих общей точки зрения и потому пребывающих в перманентном раздоре (обычное для всех стран и эпох состояние теоретиков!), передний фронт борьбы проходил через жизнь простого народа, готового оставить
Керим осознавал себя в трех ипостасях. Высшим своим состоянием он считал состояние обитателя планеты, имеющего право (не политическое и не экономическое, а попросту биологическое) на любую ее часть. Во-вторых, - он гражданин своей страны, где он полноправен политически и экономически. И, наконец, - но не в третью очередь, а как сердцевинная сущность, - он из синтетического племени, нынче именуемого крымскими татарами, объединившего в себе несколько племен, в разное время пришедших на лучший из полуостровов планеты, и слившихся в народ с единым языком, с единым жизненным укладом.
И, тем не менее, он оказался для властей настолько плохим, что она не давала ему возможности работать в должности, где его знания опытного врачевателя были особенно нужны.
«Иди и работай там, где тебе положено быть. Там, в Азии, тебе мы дали возможность стать специалистом
Всё мы тебе там дали, несмотря на то, что ты татарин, из числа прежде проживавших в Крыму».
Если быть татарином это вообще плохо, то «татарин, прежде проживавший в Крыму» – это худший из татар!
Глава 9
…Однако были для Кремля и хорошие крымские татары. Были и «чрезвычайно хорошие», которым разрешено было проживать даже в Крыму - таких насчитывалось несколько десятков человек, не больше. Потом были «просто хорошие» - этим можно было жить по всему Союзу, но только не в Крыму. За ними следовали те, которым предписывалось проживать только в Узбекистане, но они не обязаны были посещать спекомендатуру – эти уже были «не очень, но все же хорошие», не чета всем этим пастухам, учителям и поэтам. Всех хороших не подвергали ежемесячно оскорблению в спецкомендатурах, дети их по достижении шестнадцати лет не становились на учет в комендатуре, а были свободными людьми. Не то, что я и мои друзья, все мы, очень плохие, которым в тот год, когда Красная Армия бежала из Крыма, не было еще и десяти лет. Мы попали под операцию по переселению из Крыма вместе с нашими родными, а по достижении шестнадцати лет уже сами несли наказание за то, что Красная Армия позорно сдала Крым через три месяца после начала войны, а вместе с армией бежали и «хорошие» вместе со своими семьями - едрена мать!.
И стали мы в секретных документах именоваться «спецконтингентом».
Нет, конечно, те отцы, дети которых не ходили в спецкомендатуру, не были виновны в том, что власть даровала им такую привилегию, их нельзя за эту привилегию упрекать. Нельзя было требовать от них, чтобы они, воскликнув «Я с моим народом!», демонстративно стали бы посещать комендатуру. Такого не бывает! Хотя…
Хотя об одном таком похожем, даже очень похожем случае выше рассказывал Рефик. Вы прочли рассказ об Амете-малоземельце? Это не выдуманный персонаж, это реальный человек Амет Абдураманов, уроженец знаменитого села Черкез-Кермен, офицер, орденоносец, прошедший всю войну с автоматом в руках.