Нити тьмы
Шрифт:
– Ну, полагаю, в данном случае у нас все под контролем. Мы имеем стрелка. Он мертв. Дело яснее ясного. Оно расследовано и закрыто.
– Прошу меня простить: вы следователь, прошедший специальную подготовку? На вашем бейджике написано «связи с общественностью».
– Меня ввели в курс данного дела, – ответила Ланьер.
– Чего я не могу сказать о себе, – парировал Пуллер.
– Я считаю, что вы знаете все, что вам следует знать по данному делу. Оно закрыто. Вы можете перейти к расследованию других, нераскрытых дел.
– К сожалению, ваше мнение
– Я делаю свою работу, – ответила Ланьер.
– Как и я; во всяком случае, пытаюсь, но вы мне не помогаете, – сказал Пуллер.
– Впервые слышу, что моя работа состоит в том, чтобы вам помогать. Тем не менее я желаю вам удачи во всем, что вы делаете.
Пуллер протянул ей свою визитку.
– Если вам что-нибудь придет в голову, позвоните.
Ланьер не стала ее брать. Она повернулась и вышла в дверь, плотно прикрыв ее за собой. Через мгновение из другой двери появился мощный полицейский.
– Как все прошло, агент Пуллер? – с надеждой спросил он.
– Никак, – ответил Джон, развернулся и вышел на улицу, где собиралась буря.
Но она была далеко не такой сильной, как та, что бушевала у него в голове.
Глава 19
По телефону голос Джека Лайнберри звучал слабо и немного грустно. Он знал родителей Пайн в течение нескольких десятилетий. Недавно Этли выяснила, что он работал на правительственное агентство и принимал участие в спецоперации против мафии, в которой мать Пайн действовала под прикрытием. Лайнберри отправили в Андерсонвилл следить за семьей Пайнов, но он провалил задание. И с тех пор заметно разбогател благодаря инвестиционной компании, которую основал.
Кроме того, Этли узнала, что Джек Лайнберри являлся их с Мерси биологическим отцом; мать забеременела от него до того, как вышла замуж за человека, которого Этли считала отцом, – Тима Пайна.
– Джек, ты в порядке? – с тревогой спросила она. И включила громкую связь, чтобы Блюм слышала их разговор.
– Просто сегодня плохой день. Врачи говорят, что у меня какая-то инфекция, и она сопровождается болевыми ощущениями.
– Подожди минутку, ты все еще в больнице? Я думала, тебя уже выписали, – удивилась Этли.
– Доктора уверяют меня, что ничего серьезного, но решили немного задержать в качестве меры предосторожности.
– Они уверены, что нет ничего серьезного? – спросила Пайн.
– Да, типичные осложнения после операции, но я страдаю от клаустрофобии, – ответил Лайнберри. – И очень хочу поскорее отсюда убраться. Вот почему у меня не самое лучшее настроение.
– Не спеши, Джек. Они хотят убедиться в том, что ты в полном порядке.
– А ты где сейчас?
– В Трентоне.
– Ищешь Ито Винченцо?
– Да. Нам удалось кое-что узнать, хотя пришлось принять парочку крученых подач.
– О чем ты? – с тревогой спросил Лайнберри.
– Ну, во-первых, внук Ито, Тони, скрывается от правосудия. Еще я поговорила с сыном Ито, Тедди, которого убили в тюрьме вскоре после нашей встречи.
Следует отдать должное Лайнберри, в его голосе она не услышала потрясения
– Жизнь полна крученых подач, Этли, – спокойно ответил он. – Знаю по собственному опыту.
– Именно поэтому я тебе и позвонила. Мне нужна помощь.
– Ты выбрала удачное время для звонка. Теперь мне будет чем заняться в ожидании очередного несъедобного обеда.
Пайн рассказала ему о письме, которое нашла в коробке Иви Винченцо.
– Что? – воскликнул Лайнберри. – Получается, Бруно знал, что твоя мать работала с нами?
Этли встревожило его тяжелое дыхание в трубке.
– Мне кажется, ты не в том состоянии, чтобы слушать продолжение.
– Нет-нет, я… я в порядке, пожалуйста, продолжай.
– Насколько я поняла, ты не знал, что Бруно стало известно про роль моей матери.
– Бруно Винченцо был хладнокровным убийцей, – с отвращением заявил Лайнберри. – Если б я знал, то немедленно остановил бы операцию в Нью-Йорке.
– По его словам, он не доносил на мою мать – его подставили. Он дал понять, что почти совершил сделку ради получения иммунитета, но она в последний момент сорвалась.
– Не могу в это поверить, – признался Лайнберри. – Честное слово. Но ты должна понимать, что от меня скрывали многое из того, что имело отношение к юридической стороне дела. Ведь я не адвокат. Моя работа состояла в том, чтобы приглядывать за твоей матерью. Сделки совершаются с прокурорами, парнями из ФБР и прежде всего с департаментом юстиции. Но не со мной. И все же им следовало поставить меня в известность. Очевидно, Бруно узнал о роли твоей матери через оперативников. А это была моя юрисдикция. А если адвокаты и в самом деле готовили такую сделку, но не рассказали нам… Очень глупо. Если б мы о ней знали, то изменили бы всю операцию. В таком случае можно было бы использовать Бруно как ценный актив. Впрочем, я не стал бы полностью доверять этому сукину сыну.
– В конце концов, он дал свидетельские показания, – заметила Пайн.
– Верно, но только ради того, чтобы спасти собственную шкуру, – ответил Лайнберри. – Впрочем, у него ничего не вышло – и я не стану об этом жалеть. На руках этого типа кровь не менее пятидесяти человек. Скатертью дорога в ад мерзавцу.
– Но, если считать, что Бруно удалось узнать о работе моей мамы в качестве агента под прикрытием и об этом стало известно обвинению, почему оно не заключило с ним сделку? Ведь у него имелся рычаг давления. Он вполне мог сорвать расследование, как ты сам говорил, или подвергнуть опасности жизнь моей матери. Возможно, им ничего не оставалось, как согласиться.
– Ее жизнь постоянно подвергалась опасности.
– Значит, большей опасности.
– Я не знаю, что тебе сказать, Этли. Я не участвовал в обсуждениях, если они вообще имели место.
– Теперь становится понятно, почему Ито так поступил, – подытожила Пайн. – Чтобы отомстить за Бруно.
– Послушай, не спеши верить тому письму Бруно, – предостерег ее Лайнберри. – Возможно, для него виноград был зелен, и он заслужил то, что получил. Я уже говорил, что он убил немало людей, когда состоял в мафии. И как он это проделывал? Отвратительно. Ублюдок!