Нивей И Аурей
Шрифт:
Женщины сошлись на самой середине улицы. На лицах их возникло и расцвело удивление и радость от встречи, словно они и в самом деле не ожидали увидеть здесь друг друга. Они поцеловались, не касаясь лиц, лишь чмокнув губами тепло щек и аромат подруги.
– Привет, Нинель!
– воскликнула Вика и, заговорщицки понизив голос, спросила: - Ты как?
– Здравствуй, подруга, - отвечала Нинель низким, грудным, с сипящей ноткой голосом.
– Уже ничего, все классно. А ты?
– А, мне и было нормально!
– отмахнулась Вика.
–
– вздохнула Нинель. С ласковой завистью посмотрела на подругу, потом спросила: - Ты просто так прогуливаешься, или...
– Или! А ты?
– Я тоже, но у меня есть еще одно небольшое дельце. Неожиданное.
– Что-то случилось?
– забеспокоилась Вика.
– Нет-нет, - сказала Нинель.
– Ничего страшного. Потом расскажу. Ну, не будем терять времени даром.
– Точно, - согласно кивнула Вика, - только не даром. Увидимся позже.
Перед тем, как продолжить путь, Вика приблизилась к ушку подруги и прошептала:
– Кажется, прибыл новый контингент...
– Аха, - ответила Нинель таким же шепотом и быстрым взглядом окинула ближнюю зону.
– Уже вижу...
– Удачной охоты!
– Вика на счастье коснулась плеча подруги.
– И тебе, моя красавица!
– искренне ответила Нинель.
– Привет Греку!
Девушки заговорщицки улыбнулись друг другу, сделали одна другой глазки и разошлись в разные стороны.
Проводив глазами удалявшуюся Нинель, Рыжий пожалел, что лучшие ее годы, как ни крути, остались позади, ведь иначе удовольствие от созерцания этого великолепного тела было бы неизмеримо выше.
– А не показалось ли тебе, что...
– попытался спросить он друга.
– Не показалось!
– неожиданно агрессивно оборвал его Белый.
– Меня не интересуют твои пошлые домыслы, поэтому можешь держать их при себе. Ничего не хочу слышать!
– Как знаешь, - пожал плечами Рыжий, - как знаешь... Смотри только, чтобы потом не было мучительно больно. Еще раз пожал плечами и смолк, поникнув головой.
В конце концов, что он знал о любви, о земной любви, чтобы раздавать о ней советы и комментарии тому, на чью голову уже обрушилось это бедствие? О любви высокой, горней он мог бы говорить долго, бесконечно, но земная любовь предполагала полное погружение в материю, а этого опыта у него не было. И, к слову, он его страшил. Обескураживало так же то, с какой ошеломительной скоростью, совершенно не спрашивая позволения и не интересуясь тем, готов ли выбранный ею объект к ее приходу, рад ли он встрече с ней, любовь овладевала всем его существом. Но, быть может, это как раз именно то, что имел в виду Отец Небесный, отправляя их сюда, в город Каки? Не любовь ли была целью их экспедиции, не ее ли должны были они найти? Встретить и познать?
– Я с тобой, - сказал он Нивею.
– Что бы ни случилось, будь уверен, что я с тобой. Только, прошу тебя, не делай резких движений. Не делай вообще никаких движений, не поговорив предварительно со мной. Мы, как и прежде, ходим и смотрим, просто ходим и просто смотрим. Как и
Белый с благодарностью посмотрел на друга.
– Да, - сказал он, - да. Только не разговаривай со мной, как с неразумным дитем. Я все понимаю. Просто все очень сложно и тяжело.
Он, однако, совсем не понимал того, что с ним происходит, что уже произошло. Он ощущал счастье и несчастье одновременно, отчего ему хотелось и жить, и умереть сразу. Но, пожалуй, больше - умереть, и это было ново, это было странно, и не имело ничего общего с обыденностью и долгой скукой бессмертия, царившими на Небесах. Он вдруг пронзительно ощутил, как отличаются Небо и Земля, какая между ними пропасть. А что же в ней, в той пропасти? Ее заполняет любовь. В конечном итоге, любовь сама и оказывалась той пропастью, которая манила к себе, и в которую так сладко хотелось броситься... Во всяком случае, так все представлялось ему сейчас. Но любовь была и единственным мостиком, по которому возможно было с Земли добраться до Неба. Мостик был слабым и выглядел ненадежно, поэтому чтобы пройти по нему до конца требовались самозабвение и невероятная отвага.
У Нивея закружилась голова. Он почувствовал, что совсем, совсем запутался. И как же хорошо, что в этот сложный момент друг его был с ним рядом. Он легко прикоснулся к руке Аурея и ласково заглянул в его глаза.
– Как хорошо, что мы вместе, что я могу на тебя опереться, - сказал он ему.
– Уж не знаю, по всей Земле так, или это особенность только города Каки, но, похоже, что без надежного друга рядом здесь не прожить.
Рыжий молча накрыл ладонью руку друга и сжал ее.
Следуя за Викой вверх по улице, они в конце концов вновь оказались на центральной городской площади.
Как же мал, оказывается, этот город! И как много им довелось уже увидеть в нем и познать! И, подозревал Белый не без оснований, все было только начало!
В своем белом платье Вика вышла в центр площади, словно океанская яхта под главным парусом в морской залив. Сразу стало понятно, что она здесь единственная яхта подобного класса. Во всяком случае, она сама не допускала в этом ни малейшего сомнения. "Так держать, Вика!" - говорила она себе.
В центре площади располагался фонтан. Новый двухкаскадный фонтан, выложенный мелкой, словно мозаичная смальта, голубой импортной плиткой Бизацца.
Фонтан был особой гордостью, но и тайной болью мэра Опивкина.
Дело в том, что этот фонтан был новый, и построили его тогда же, когда реконструировали и всю площадь. Работы на площади, собственно, велись давно, не один год до того велись, но заметно ускорились и подошли к завершению только тогда, когда мэром был избран господин Опивкин. Тем более что одним из пунктов предвыборной программы тогда еще кандидата в мэры господина Опивкина было закончить замершую на начальной еще стадии реконструкцию центральной площади города Каки. Да и грех было ему не обещать этого, если в самый канун выборов был достроен и сдан в эксплуатацию принадлежащий господину Опивкину цех по производству тротуарной плитки. Поговаривали, что цех был построен на деньги, взятые в долг под честное слово у местной братвы, которая, как известно, хорошему человеку в просьбе не откажет, но и за честное слово спросит потом сполна.