Нижегородцы на чеченской войне
Шрифт:
С 5-го августа, когда в Грозный прорвались боевики, Шумиловская бригада потеряла, по последним данным, 10 человек убитыми, 82 ранеными и 9 пропавшими без вести. За неделю боев бригада потеряла в общей сложности роту. Таких потерь за полтора года командировки в Чечню бригада еще не знала.
Среди убитых - двое офицеров, лейтенанты Славгородский и Фролов. Второй - наш земляк, из Краснооктябрьского района. Убит еще один земляк - сержант Игумнов, арзамасец.
Большие потери и в технике, сказал полковник Ю. Мидзюта, ее осталось около 20 процентов от штатной. Восемьдесят процентов
– Но бригада стоит, ни одной своей позиции в Грозном противнику не отдали, - подчеркнул полковник Ю. Мидзюта.
Сколько еще может продержаться бригада...
– Как там с боеприпасами, медикаментами, продовольствием?
– Боеприпасов хватит, десять вагонов привезли. С продуктами и медикаментами тоже нормально.
– Генерал Лебедь, побывав в Чечне, назвал наших солдат "заморышами". Как одеты ваши люди?
– По норме камуфляж выдается на один год, но уже через месяц-полтора он превращается в рванье. Сапоги горят тоже быстро, поэтому разрешаем ходить в кедах. А нормы пересматривать никто не хочет.
– Собираются ли выводить бригаду из Чечни? Все же полтора года в Чечне...
– Нас обещали вывести в феврале, марте, потом в июле. Я не верю, что будет приказ о выводе бригады из Чечни. Нет других частей, чтобы ее можно было заменить.
– Но людей-то можно заменять постепенно...
– Кем? Пополнение дали такое, что его полгода надо только откармливать. У нас 40 процентов солдат с образованием 3-5 классов. Поэтому солдаты там и служат по полтора года, и указ президента по их замене невозможно выполнить. Не посылать же в бой мальчишек. Часть людей мы все же заменили, процентов тридцать из них рвутся обратно, но это все больные люди. У нас после Чечни нет ни одного здорового офицера.
– А как же положенный после Чечни курс реабилитации?
– Какая там реабилитация... Если посылать из Чечни на лечение, тогда некому будет служить. Оттуда здоровыми возвращаются не более десяти процентов.
– Товарищ полковник, вы верите, что генерал Лебедь сможет изменить обстановку в Чечне?
– В Лебедя я не верю. Не верю и в мир. С Масхадовым я встречался раз десять, это гад из гадов, верить ему нельзя. Сейчас у нас в Чечне только два выхода: или, закрыв глаза от позора, бежать отсюда, или поднимать в воздух дивизию дальнебомбардировочной авиации и... А воевать, как надо... Ну, как можно воевать, если, например чеченцы о передислокации бригады узнают раньше, чем мы получаем приказ. Невольно складывается впечатление, что в высших сферах полно предателей. Кто-то там руководит войной, но только не президент.
– Как вы относитесь к тому, чтобы в Чечне было введено чрезвычайное положение?
– Это развязало бы нам руки. Тогда вся власть там перешла бы к военным, все местные власти вынуждены были бы подчиняться, а мы бы перекрыли все источники поступления денег на войну. А то до чего доходит: там, на нефтепроводах приварены краны, нефть качают на "самогонные" заводы, потом бензин и мазут продают, вот и деньги на войну. Бригада больше пятидесяти
На днях полковник Ю. Мидзюта в который раз вылетает в Чечню. К своей израненной бригаде.
23. БАМУТСКАЯ БАЛЛАДА
Для рядового Евгения С. война в Чечне, как и обещал президент России Б. Ельцин, закончилась. Сейчас он уже дома, но не потому, что отслужил. Мы сидим с Евгением в кремле на лавочке, и он рассказывает о своей службе в армии. Короткой она получилась, всего несколько месяцев.
– Призвали меня 13 декабря прошлого года, - начал свой рассказ Евгений, - а через неделю мы, 120 нижегородцев, были уже в Моздоке. Попали в самоходную артиллерию, мне сказали, что буду разведчиком-дальномерщиком. Одели нормально, кормили сначала хорошо. Говорили, что в Чечню не попадем. А началось все из-за флюорографии...
– Медосмотр проходили?
– Что-то вроде этого. Врач увидела, что у нас у всех груди синие, и рассказала офицеру.
– А почему синие-то?
– "Деды" "тормозили", когда подвыпьют. Подполковник нас построил: "Кто вас?" Тех, кто рассказал, оставили в этой части, а меня и других, кто смолчал, - на арсенал. Там нам сразу сказали, что отсюда прямая дорога в Чечню. Месяц грузили на арсенале ящики со снарядами. Сначала одну роту в Чечню отправили, потом вторую, под Бамут. Говорили, что из них почти все погибли. А я как раз заболел, стриптодермит.
– Какая-то редкая болезнь...
Женя задрал штанину и показал язвы на ногах.
– Но и меня отправили с третьей ротой.
– Это с такими-то ногами? А стрелять вас хотя бы научили?
– А там это никого не волнует, умею я стрелять или нет. Шестого апреля вся наша рота оказалась под Бамутом. Сорок солдат, трое сержантов и четыре лейтенанта только что из училищ. Боялись они больше нашего, были случаи, что офицеры сами стрелялись, чтобы в госпиталь попасть. У меня страх прошел, когда увидел убитого друга. Сидели в окопах, чеченцы на расстоянии снайперского выстрела, километров 7-10 от нас.
– То есть ты участвовал в последнем штурме Бамута? Как он проходил?
– Артподготовка была нормальная, миномет нас прикрывали, иногда правда и по нам попадали. Раненых увозили на вертолете. Вертолетов штурмовых я не видел, танков тоже. Чеченцы сидели в ракетных шахтах, и толку от обстрела было мало. Грачев к нам приезжал, я еще в охране стоял, хотя у него своей охраны человек 150 было. Потом начались переговоры с чеченцами, и Дудаев со своими боевиками из Бамута уехал, дали ему уйти в Шали.
– Как Дудаев? Он же погиб гораздо раньше, и не в Бамуте?
– Да ничего он не погиб, живой, скрывается где-то. Это только слухи, что его убили, чтобы легче было скрыться.
– Большие у вас потери были при штурме Бамута?
– Из сорока человек нас осталось двадцать восемь.
– И ты, конечно, стрелял...
– Ну а как же. И чеченцев убитых видел. Там приказ был такой: стрелять всех. Один раз офицер приказал мне стрелять по женщине с ребенком. Я зажмурился и дал очередь в вверх. Получил от него, но хотя бы люди спаслись, успели спрятаться.