Шрифт:
Рассказы
Мой друг — гуляш с повидлом
Он появился поздно вечером, когда всех ребят родители разобрали по домам. Он спустился по ступеньке автобуса в луч света, падающий из подъезда, держа в руках кусок хлеба. Я подошел и стал смотреть, как из автобуса вытаскивают стулья и узлы. И краем глаза следил — что это тянучее у него намазано на хлебе? Я еще не
На другой день мы вместе играли в песочнице и окончательно подружились. Я рассказывал, что у меня дома сто тысяч игрушек и всем мальчишкам на улице я дал свои игрушки, поэтому они все мои. Генка выкопал из песка колесико от машины, почти совсем не ржавое, и спросил:
— Это тоже твое?
— Конечно, — сказал я. — Давай сюда.
Колесико я дома привязал к веревке, возил по полу несколько дней, а потом куда-то спрятал и потерял. Я бы не прятал, да мать пригрозила, что выбросит колесико, потому что оно ржавое. Она у меня повыбрасывала много чего ценного, такого, что не у каждого во дворе найдется.
Оказывается, Генка поселился прямо рядом с нашей квартирой — дверь в дверь. На улице нас считали уже закадычными друзьями. Он не был жадным и всегда давал всем откусить от куска хлеба, а мне первому. Большие мальчишки смеялись над ним за то, что он все время жует. Однажды все сидели на трубе возле котельной, где всегда собирались. Большие мальчишки заряжали пугачи, а Толик Журкин, которого все слушались, курил подобранный окурок. Подошел Генка и стал грызть сахар Толик Журкин сказал:
— Ишь, толстый. Наверное, дома гуляш с повидлом ест!
Все засмеялись: «Во Толик дает! Гуляш с повидлом! Настоящий гуляш с повидлом!»
Я тоже засмеялся и тоже сказал: «Гуляш с повидлом!»
Генка отвернулся, потом незаметно ушел. С тех пор его стали так называть — Гуляш с повидлом. Никто из мальчишек не знал, что это такое, но «с повидлом» считалось очень обидным. Потому что напоминало «маменькин сынок».
Генка потом сам подошел ко мне. Мы с мальчишками бегали на стройке, я упал в яму с грязью и боялся идти домой — сидел ночью в коридоре на лестнице и свистел.
Генка спросил:
— Что, домой идти боишься?
— Ага, — признался я.
— Пойдем к нам, — позвал Генка.
Я пошел. Мать Генки, тетя Маруся, взяла мои чулки с рубашкой и почистила. А Генка показал мне свои этикетки от спичечных коробков и настоящие, хотя и маленькие, весы. Я, конечно, сразу предложил их поменять — на красную медную трубку, из которой можно сделать, когда вырастешь, отличный пугач.
И только Генка начал соглашаться, вошла тетя Маруся.
— А ты, Саша, возьми весы так. Гена, отдай без обмена.
Весы у меня тоже потерялись, не могу сказать куда. Потом я и забыл, что имел такую полезную штуковину. Но крепко запомнил, что тетя Маруся — добрая. Она не раз после нашего знакомства мазала йодом мои царапины, заступалась за меня перед матерью, поила чаем.
Жили они не богато, к тому же отец Генки, дядя Федя, случалось, выпивал. Однако весь дом за спичками, солью, или когда кончался вечером хлеб, бежал в седьмую квартиру. Перед
Один охотник очень боялся за свою охотничью собаку, которую держал на цепи. Он отгонял от нее дворняжек, а однажды взял ружье и выстрелил в стаю. Никого не убил, потому что стрелял мелкой дробью, но одной собаке, по кличке Пушок, выбил оба глаза.
Пушка мы все знали, он раньше жил в нашем дворе, поэтому вокруг него собрались мальчишки. Все смотрели, как он скулит под забором и трет лапами морду.
Толик Журкин сказал:
— Надо его покормить. У кого дома есть колбаса?
— У нас есть. Немного, — сказал Генка.
Он сбегал и принес. Толик взял ее и съел. И похвалил:
— Хорошая у вас колбаска, Гуляш с повидлом.
Тогда Генка завернул Пушка в свою курточку и взял на руки. Все засмеялись, а он понес его в наш дом. Я спросил:
— Зачем тебе Пушок? Он же грязный и… слепой.
— А пусть, — сказал Генка. — Я его кормить буду.
И Пушок стал жить у них под дверью. Он дольше всех собак там жил. Узнавал жителей дома по шагам, а однажды ночью учуял в подвале воров и поднял лай. С тех пор ему и другие жильцы стали приносить суп, хлеб и кости.
Только однажды мы с Генкой поссорились. В тот год Толик Журкин окончил семилетку, уехал работать в Донбасс, и во дворе стало два главаря: Колька Петрушкин и Витька Артемин. У каждого образовалась своя команда, которая переманивала к себе мальчишек и, вообще, звала за себя. Колька с Витькой то мирились, и команды объединялись, то ссорились, и двор снова раскалывался. Однажды Генка пришел ко мне и спросил: за кого я, за Кольку или за Витьку? Я знал, что Колька водит мальчишек в лес, они жгут костры и держат собак. Зато Витька хорошо играет в футбол и велит всем в своей команде носить самодельные погоны. Я вспомнил, что когда-то Витька обещал мне погоны ефрейтора, и поэтому сказал: за Витьку Артемина. Генка повернулся молча и ушел. Если бы я знал, что он за Кольку, я бы тоже записался в ту команду. Но Генка был честным, он не желал привлекать меня хитростью или уговорами — он хотел от меня услышать честный ответ.
Потом Колька и Витька помирились, уже навсегда, потому что стали большими, и мы с Генкой тоже.
А во двор пришла новая страсть — рыбная ловля.
Наш поселок находился между двух рек. Одна — маленькая речушка Дымка. Туда мы ездили простым способом — простаивая на шоссе с вытянутой рукой по часу и больше. Возвращались тоже на попутных машинах — облезлые от солнца, кое-кто вез десяток бычков, добытых завязанной узлом майкой. Но рыбалкой это не считалось. Про рыбалку заходила речь лишь при упоминании об Ике. Река Ик — это, брат… Это самая большая река после Волги, купаться в ней решались только самые большие мальчишки, и то на отмели. И собираться к поездке на Ик начинали за два дня. Да, Ик — это Ик, там Чапаев с дивизией проходил.