Низость
Шрифт:
– Эй, подруга, – каркает она, дергая соседку. – Одолжи нам фунт до дома доехать и все такое?
Призрак не готов к тому, что происходит дальше.
– У меня есть идея получше, – сияю я улыбкой. – Я угощу тебя выпивкой, если хочешь.
Что-то непонятное сверкнуло в ее мутных глазах.
– Чо?
– Можно забуриться в «Джэлонс», который через дорогу, поприкалываться, пожрать чего-нибудь. Не против? Давай – будет круто.
У нее отваливается челюсть.
– Пиздишь?
– Нет! Я интересуюсь, ты не против сходить выпить. Тебе решать. Мои ребята меня опрокинули. И скажу
– Охуела, – перебивает она. – Совсем с дуба ниибацца рухнула.
Теперь она встала на ноги, ест меня своими остекленевшими глазами. Осознание, что она вот-вот съебет, вгоняет меня в панику. Мне неохота домой. Мне хочется, чтоб вечер тянулся вечно.
– О К – я тебе заплачу, – шепчу я. – Сколько скажешь, столько заплачу. Давай, можно пойти в парк, ты и я. Я тебе сделаю приятно.
Она резко приближает ко мне свое лицо, и я отшатываюсь от вони у нее изо рта. Ее глаза кипят в своих орбитах. Мой подбородок опускается мне на грудь, и я чувствую, как в животе сосет и возникает тоскливое ощущение чего-то плохого и знакомого.
Она уходит прочь, бормоча и покачивая головой, костлявая задница вихляет в спортивных штанах.
– Дура, – ору я ей вслед. – Дура.
Лезу в карман за куревом. Ни одной сигаретки. Собираюсь встать в очередь, но вспоминаю о моем сомалийце. Смотрю: его вот-вот обслужат.
– Сигареты берешь? – кричу я, – Возьми мне еще журнальчик, если можно. «Клаб» или «Эскорт» – сойдет.
Моя грудь сжимается, напоминая мне, сколько яду я сегодня уже загнала себе в легкие. Мне потребуется несколько дней, чтобы оклематься от такого количества курева – дней. Вся очередь неожиданно поворачивается в мою сторону. Скалится на что-то за моей спиной. Двое пацанов одобрительно свистят. Я оборачиваюсь через плечо, рассчитывая увидеть только что познакомившуюся пару, вцепившуюся друг дружке в рожу, но вижу лишь пустую дорогу. Тут до меня доходит. Они пялились на меня. Но с чего? Я утыкаюсь подбородком в грудь и внимательно изучаю пол. Проходит несколько секунд. И тогда я спрашиваю себя, какого хуя я здесь делаю, но вот я уже на ногах.
Темнокожий парень подходит и отдает мне пачку сигарет, я опять все вспоминаю.
– Ээм, журналов не было, солнышко. Он старается не смотреть мне в глаза.
– Да, нет же, были. Я всегда их тут беру. Но не важно. Опустив голову, он вручает мне сдачу и разворачивается
на сто восемьдесят. Ему еле удается убежать с должной скоростью. Пожимаю плечами, закуриваю и отправляюсь в Смиртдаун, где шум и краски медленно рассасываются во всеохватывающую черноту.
Бреду. Время идет. Зажигаю еще одну и, не докурив, швыряю ее в канаву, сопроводив ее схаркнутым простудным шариком.
Сворачиваю на повороте и слышу урчание двигателя. Медленно оборачиваюсь. Тусклые фары крадутся в сотне ярдов от меня. Иду дальше, высоко вскинув голову, расправив плечи и напустив на себя нарочитую самоуверенность, но как бы ни старалась оторваться от этих, свечение и шум двигателя никуда не деваются. Кто-то преследует меня. Инстинктивно я схожу с главной
Теперь машина ползет вровень со мной, и водитель глядит прямо на меня. Он наклоняется и может разглядеть мое сведенное судорогой паники лицо. Ему видно, как тревожно вздымается и опадает моя грудь, вылетающий изо рта пар учащенного, поверхностного дыхания. Скрип автоматического окна расщепляет ночной воздух, и я чуть не падаю в обморок от страха. Цепенею, топчусь у ярко освещенного окна и, очень медленно, закуриваю сигарету. Уголком правого глаза вижу часть высунувшегося лица, схваченного лентой света из дома. Лицо белого мужчины.
– Но мне это не грозит, нет? Вляпаться в подобную опасность. Я к тому, что в этом то вся разница между мной и девочки вроде нее. Они идут гулять, слетают с катушек, а потом чешут домой и рассчитывают, что их приятели или какой-нибудь на хуй мистер самаритянин за ними присмотрят. Таких девок и надо учить. Так ты говорила?
Я круто разворачиваюсь. Син перегнулся через пустое пассажирское кресло своего «шогуна». С его точеного лица смеется пара зеленых глаз.
– Ты козел! Какого хера ты…
– Садись.
Он открывает дверь. Я залезаю, плотно захлопываю ее.
– Ты… Ты полный гандонище! – наконец, прорывает меня. – Чего ты на хуй затеял?
– Чего я затеял? – переспрашивает он, его глаза в удивлении расширяются. – По-моему, это мне надо спрашивать у тебя. За каким хером ты поперлась домой через Токки в это время суток?
У него хриплый от химии и курева голос.
– Ээ, тормознись на минутку! Ты ехал за мной от самого Токстифа?
– Мы же проезжали мимо тебя в том ебучем такси, вспоминаешь? Я и Кев. Ты ж еще ниибацца не совсем отошла, нет? Устроилась на тротуаре ниибацца, прямо как бомжиха.
Черная ссадина. Два силуэта. Это было вчера, нет – или позавчера? Мысль об этом вызывает у меня подташнивание. Пытаюсь стереть ее из блока моей памяти и озираюсь по сторонам. Мое дыхание оставляет след на полуоткрытом окне.
– Е-мое, девочка, о чем ты думала?
Сгусток ярости раздувается у основания моего горла, высасывая воздух из легких и запуская струйки адреналина мне в ноги и в голову. Я разворачиваюсь, не спеша, и смотрю прямо ему в лицо.
– Не хуй читать мне лекции, я тебе не какая-то там имбецильная студентка, – заявляю я, чувствуя, как злоба стискивает и скручивает мне лицо. – Я, еб ты, знаю район не хуже тебя, мудозвон сопливый.