НЛО майора Казанцева
Шрифт:
– Иди к вездеходу, Анатолий, - сказал казах. – Мы пройдемся вместе. Тем более я тоже упустил по дороге один образец.
Я нехотя кивнул. И направился к «Муравью».
Прождал я их два часа. Носимые рации уже не работали, так что я не мог понять, что с ними.
Потом было возвращение. Точнее, вернулся один поляк. Я открыл ему тамбур люка. Очищение. Продувка.
Когда Гжеляк проник в жилой отсек, я схватил его за плечи:
– Где Алтай?!
– Он… Он сорвался вниз… Я говорил, не нужно туда лезть. Но он, увидев какой-то заковыристый булыжник, как обезумел…. Алтай…
– Что?!. Это ты, чертов кретин, потащил его туда! – я еще сильнее встряхнул поляка.
– Виноват я! Виноват! Мне застрелиться? Или будем искать тело нашего товарища?
– Будем искать! Пока не найдем!
Остаток дня мы провели, обшаривая скалы. Нашли пропасть, куда загремел казах. Она уходила настолько глубоко, что терялась во тьме. Хотя на Марсе тяжесть и не земная, но все же семьдесят процентов от нее. Так что шансов после такого падения у Алиева не было никаких.
Ночь прошла в полусне, щедро разбавленном кошмарами. Я не мог простить себе гибель товарища. Поляк же всю ночь шарился по салону, искал что-то из оборудования, на вопрос, на фига, отвечал, что надо. Он был так придавлен и пришиблен произошедшим, что грешно было давить на него еще больше.
Связи все не было. Буря крепчала.
Наконец, просветлело. Поднялось слабенькое марсианское солнце, едва видное сквозь бурю, но все же дающие свет. Пора было возвращаться на базу. Дальнейшие поиски были бесполезны. Энергетического картриджа и запасов кислорода нашему товарищу все равно не хватило бы. А без них на Марсе смерть.
Буря все нарастала – такой мы еще не видели. В груди было какое-то смешанное чувство. Терпкая горечь от потери, отчаянье от того, что не поворотить время назад. И вместе с тем какое-то будоражащее кровь ощущение великого открытия. Ну а заодно и липкий страх перед этим открытием…
«Муравей» шел через бурю. Не в первый раз. Я был уверен, что мы справимся.
Гжеляк за штурвалом вел вездеход осторожно, внимательно вглядываясь в клубы пыльной бури прямо по курсу и сверяясь с сонарами и датчиками.
Ну, если уж посыпались невзгоды, то только успевай их собирать. Меня стал тревожить до того полностью безотказный вездеход.
Тряхнуло корпус. Похоже, какой-то сбой в механической части двигателя. Редко, но бывает.
Потом это повторилось еще раз. И еще, так что поляку пришлось сбрасывать скорость.
Я представить не мог причины неполадок. Если дело в механике, это еще можно пережить. Но если накроется реактор, или нарушится ритмика импульсных микровзрывов, тогда вездеходу конец. Его смогут реанимировать лишь на Земле. А это далеко, так что «Муравей» так и останется грудой металла на поверхности Марса.
Потом двигатель начинал работать ровно. Мы прошли еще пару десятков километров. И опять шли сбои.
– Да что же ты, родной, подводишь нас! – похлопал я по приборной панели.
Когда мы спускались с холма, «Муравей» вообще заглох, скатился вниз по инерции. И больше не реагировал.
– Ну, вот и все. Станция конечная, поезд дальше не пойдет, - горько произнес я.
– Кажется, я догадываюсь, что произошло, - сказал поляк. – С двигателем нормально. Дефект в системе передачи. От
В его словах был смысл. И, главное, виделся вариант починить машину.
– Тут нужна тонкая настройка, - показал поляк на клавиатуру бортовой ЭВМ. – Нельзя ошибиться. Сделаешь? А я подправлю программу.
Дело и, правда, было тонкое. Но вдвоем мы могли справиться. А Гжеляк отлично разбирался в бортовой ЭВМ.
– Работаем, - кивнул я.
Надев скафандр, я полез наружу.
Вышел в бурю. Покачиваясь под порывами ветра, разложил на песке инструмент. И начал отвинчивать кожух на капоте.
Тут вездеход и рванулся с места вперед. Прямо на меня, как бык на тореадора.
Мысли промелькнули с невероятной скоростью. Одним пакетом. Врубилась автоматика? Двигатель сам завелся? Поляк случайно нажал на педаль хода? И ругательная тирада по его поводу. И все эти мысли и мыслишки были осознаны, оценены, отложены в дальний ящик, до лучших времен, когда они смогут пригодиться.
Как я это сумел? Как хватило сил и реакции? Каким-то чудом я рванул в сторону, распластываясь на земле и ощущая, как рядом со мной взрыхляют почву гусеницы «Муравья».
Ну, поляк! В морду за такие фокусы дают! Чуть не убил по безалаберности!
Хотя почему по безалаберности? Он и хотел меня убить! Что стало понятно, когда вездеход крутанулся на гусеницах и вновь попытался впечатать меня в марсианский песок.
Это было смертельное па. Не замечал за собой особых успехов в гимнастике, но тут смог бы потягаться за медаль на Олимпиаде. Каким-то чудом я снова увернулся от гусениц. Сумел запрыгнуть на корпус. И удержался за скобу.
И что теперь? В тамбур эта скотина меня не пустит. Но есть еще один путь – аварийный люк. Используется для аварийного покидания вездехода и для неотложного проникновения в него снаружи. Когда нет возможности возиться с тамбуром. Это страховка на самый крайний случай. Который сейчас и настал.
Я провернул и рванул на себя оранжевую ручку, рядом с которой была нарисована схема открывания. Люк неожиданно легко поддался и отошел в сторону. Я уже готов был всем телом ввалиться в вездеход, чтобы навести там порядок и справедливость всеми доступными методами.
И едва не получил выстрел в грудь.
Нет, лупили в меня не из огнестрельного оружия. Зачем пистолеты и ружья на Марсе? Опасных животных тут пока не обнаружено, не считать же за таких песчаных червей, пусть и солидных размеров, но безобидно ползающих под песком пустыни. Или мелких «тушканчиков». Так что для экономии веса никакого стреляющего оружия на станции не было, если не считать пистолета в сейфе капитана. Но это больше традиция – у капитана должен быть веский аргумент на случай неповиновения. Хотя какое неповиновение на советской космической базе, куда отобраны самые лучшие, сознательные, истинные коммунисты и коммунары, готовые жизнь отдать за выполнение миссии? Я так искренне считал. И вот теперь один из этих лучших людей, известный ученый, пытался меня убить.