НЛО майора Казанцева

Рясной Илья

– Если бы ничего, - произнес он и как-то осунулся.

Я почувствовал что-то совсем уж недоброе.

– Один момент мы обнаружили, - продолжил Волхв, указывая на диаграмму на мониторе. – Очень специфическое размывание ментального поля.

– В связи с чем?

– Какое-то чуждое присутствие. Или невероятно прокаченного деста. Или немыслимо прикрытого Предмета.

Я прижмурил глаза. Что-то шевельнулось в груди Старьевщика. И ушло.

– Ты уверен? – только и спросил я.

– Да все складывается. Я же тебе

уже говорил, что аномальный выброс плазмы - это уже свидетельство наличие артефакта.

– Это я давно понял, - отмахнулся я. – Инопланетный артефакт. Что дальше?

– А сдвиг ментального поля означает, что наш Доппельгангер все же не обычная болванка в человеческом обличье. А чистейший дест.

– Как, собственно, и предполагалось с самого начала, - кивнул я. – Вот только интересно, что это за дест такой, который столько времени морочит нам голову?

– Я пока таких не встречал, - проговорил Волхв.
– Ну и…

– Что еще?
– напрягся я, чувствуя, что сейчас мне преподнесут главное.

– Артефакт этот. Я уверен, что это не просто инопланетная технология. Тут гораздо хуже.

– Что еще хуже?

– Это технология Изнанки! – торжественно объявил Волхв.

Тут мне как-то совсем подурнело…

Глава 31

Улей шумел. Ему хотелось шуметь. Его слишком утомил размеренный полет. Требовалось побуянить и покачать права.

Политики – народ капризный. Так что зудеть они будут долго, обещая кары небесные за то, что потревожили их драгоценный покой. Но зудеть было бесполезно. Эта тревога вполне соответствует корабельному расписанию. Учения они и есть учения. Необходимая сторона космического полета.

Австралийка все долдонила про капитана:

– Будет мусор собирать. Сложнее лопаты ему ничего не доверят!

Лорд, на время оторвавшись от мемуаров, строчил очередную гневную петицию в СОН, предлагая отдать под суд капитана и его клику.

А вот кто был вполне удовлетворен представлением, так это нобелевский лауреат. Встретив в коридоре капитана, он долго тряс его руку:

– Я преклоняюсь перед вами, мистер Железняков! Это была отличная шутка! Как же мастерски вы расшевелили этих тупоголовых спесивцев!

– Вы меня переоцениваете, - слабо улыбался капитан. – Я всего лишь преследовал учебные цели.

– Зато какой результат! Как же визжала эта сумасшедшая Друзилла!

На очередном собрании в салоне лорд Ховард представил на суд общественности свой труд в жанре «бытовая кляуза». Он стоял в центре помещения и читал с драматическим выражением, как, наверное, в театральной школьной постановке зачитывал Шекспира «Быть или не быть».

Когда он дошел до абзаца «Тем самым совершено надругательство над лучшими людьми Земли», нобелевский лауреат не выдержал и расхохотался в голос.

– Что вас так развеселило? Описание понесенных нами унижений? –

внимательно посмотрел лорд на астрофизика.

– Про лучших людей, - отсмеявшись, произнес нобелевский лауреат.
– Вы это серьезно?

– Ведущие политики Земли. Ведущие ученые. Этого вам мало?
– насупился лорд.

– Ведущие мыслители!
– все не мог успокоиться лауреат. – Вы полагаете, это про нашу добрую кампанию? Ой, дайте вытереть слезы!

– Ну не про всю компанию, конечно, - едко ввернул лорд. – Думаю, это не про приглянувшихся нобелевскому комитету астрофизиков, впоследствии снискавших всемирную славу исключительно своим мракобесием!

Лорд хотел уязвить Бартона, но вызвал у него новый приступ смеха. Казалось, нобелевский лауреат сейчас лопнет.

Доктор Бартон получил Нобелевку за прорывные исследования гравитационных аномалий в Галактиках. А потом ударился в ересь. Так, используя заковыристые математические модели, он доказывал, что Разум – такая же сила природы, как и гравитация, имеет своего носителя, который служит базой развития Вселенной. За что научной общественностью был предан анафеме, получил звание заслуженного сумасброда и фантазера. А его формулы, подтверждающие новую концепцию, были низведены в ранг шаманских заклинаний.

Интересно, запишут его в пророки, когда выяснится, что в основном он прав? Во всяком случае, чужики мне упорно долдонили то же самое. Но пророков нет в Отечестве своем, да и в других Отечествах не густо.

– Если вы про мою теорию Разумного Вселенского императива, - кончив смеяться, произнес лауреат. – То нападки на нее служат ее лучшим подтверждением.

– Это почему? – спросил сбитый с пафосной волны лорд.

– Они наглядно демонстрируют, что материя вторична. А первична неотесанная тупость!

– Вы хотите оскорбить нас? – нахмурился Ховард, сделав движение, будто хотел нащупать эфес шпаги на поясе.

– Я? Вас? – удивился лауреат. – Я хочу высказать вам восхищение. Как лучшему человеку Земли. Как мыслителю. Руководитель Института контакта – такая ноша не для каждого.

– Поспешу согласиться, - угрюмо произнес лорд.

– Особенно не для вашей английской аристократии, которая всегда славилась невежеством. Членов ваших королевских семей столетиями учили только этикету, буковкам и складыванию чисел до десяти.

– Это плебеи должны учиться! Нам и так дано Господом все! – выдал вконец запутавшийся лорд.

Он выпучил глаза, которые налились кровью, и я испугался, что он сейчас ринется на астрофизика, подобно быку на тореадора.

И тут я сделал добрый жест - помог страждущему, а заодно разрядил обстановку. Приложив ладонь к раздаточному автомату, произнес:

– Виски. Безо льда.

В проеме появился бокал. И я вручил его лорду.

Тот схватил бокал крепко, как поручень болтающейся в шторм яхты. Опрокинул содержимое разом.