Но-о, Леокадия !

Кульмова Иоанна

– Привет полководцу!
– улыбнулся он Леокадии.
– Давненько я не составлял протокольчиков.

– Отставить!
– рявкнула Леокадия.
– Кругом, марш!

Но Постовой не двинулся с места. Он вытащил блокнот и громко забормотал:

– Запрещается... в будний день!

– Это военный парад!
– воскликнула Леокадия.

– Это нарушение закона, - объяснил Постовой.
– Сегодня будний день. А устраивать массовые гуляния и парады можно только по праздникам.

– За мной, шагом марш!
– скомандовала Леокадия.

Но

солдаты не желали больше слушаться.

– Что же это за полководец, который нарушает закон!
– возмущались они.

– Где же военная дисциплина?!

– Дисциплина и строгость?!

– Отрастила крылья и придуривается! И повзводно, строевым маршем, проследовали назад, в казарму.

– Жалко, что я не скомандовала им: "Кругом марш!" - вздохнула Леокадия.
– Тогда было бы похоже, что они выполняют МОЙ ПРИКАЗ.

– Нужно шариками работать, - заявил Постовой.
– Если не знаешь, какой приказ люди выполнят, не приказывай вовсе.

И он с удовольствием составил протокол и заплатил штраф.

ЛЕОКАДИЯ И МОЗОЛИ

– А теперь пройдемте в кафе-мороженое, - сказал Постовой.
– Надо поговорить.

И они отправились в золотисто-коричневое кафе, но не сели за столик в саду, а открыли дверь и вошли в раздевалку.

– Прошу прощения, - остановил их Гардеробщик, указывая на крылья.
– Это вам придется сдать на вешалку - здесь у нас не карнавал, не кино и не театр.

– Сними бороду, Алоиз, - засмеялась Леокадия.
– Здесь же не кино и не театр.

– Бороду можете захватить с собой, - разрешил Гардеробщик.
– А что касается крыльев, то есть указание, - и показал на висевшую на стене табличку с надписью:

КЛИЕНТАМ С ПЕРЬЯМИ ВХОД В ЗАЛ СТРОГО ЗАПРЕЩЕН

– Это все Официантка. Ее работа, - догадалась Леокадия.
– Ну скажи, Алоиз, чем я ей не угодила?

– Ей весь мир не угодил, а конь частица мира!

– Маленькая, - вздохнула Леокадия, - но очень важная.

И высоко подняв голову, покинула золотисто-коричневое кафе, вслед за ней вышел Алоиз, а за ними Постовой.

– Ну что же, все к лучшему. Кто же в такую погоду ест мороженое? спросила Леокадия. В этот момент с неба стали падать снежинки.

– Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить, - признался Постовой.
– О холодах. На Шестиконном сквере похолодало. Соседи со Старой площади говорят, что вы им глаза мозолите. Не могут смотреть спокойно, как вы мерзнете.

– Ну так пусть не глазеют в окна, - рассердилась Леокадия.

– Этого я им запретить не могу. Они такие добрые... Хотят, чтобы вы переехали.

– Куда?
– поинтересовался Алоиз.

– Никуда!
– воскликнула Леокадия.
– Ведь там наш ДОМ. Можете составить протокол, пожалуйста. Хоть десять, хоть двадцать протоколов. Пишите, сколько влезет, мы все равно никуда не уедем с Шестиконного сквера.

Но когда они вернулись на Шестиконный сквер, там их уже поджидали соседи со Старой площади.

– Не желаем, чтобы

кто-то летал у нас перед носом!
– кричали они.

– Не желаем, чтобы нам снились по ночам полеты!

– Не желаем, видеть крылатых лошадей в нашей Столице!

– Сделаем Шестиконный сквер настоящим столичным сквером! А сейчас, с летающим конем, это дыра какая-то!

В заключение Аптекарь произнес маленькую речь:

– Если наши дети начнут летать, они перестанут учиться, а кто не учится - тот не зарабатывает, у него нет пылесосов, холодильников, стиральных машин и телевизоров... Давайте купим Леокадии нормальную конюшню в сельской местности!

– Минуточку, - прервала его Леокадия.
– Я кобыла не СЕЛЬСКАЯ, а самая настоящая ГОРОДСКАЯ, и Алоиз - городской пенсионер. Мы хотим остаться тут, где зимой на землю падают снежинки, где весной поют соловьи, летом цветут маргаритки, а вокруг - Столица. Шестиконный сквер это бывшая стоянка дрожек и нынешняя стоянка Крылатого коня. Тут я всегда - ДОМА.

А снег падал и падал на Шестиконный сквер всю ночь, а потом еще одну ночь и много много ночей подряд. Леокадии все трудней становилось летать - крылья покрылись инеем, тем самым, что посеребрил усы и бороду Алоиза.

– Но все равно мы вместе, Алоиз. Мы ДОМА. И никакая Вдова не посмеет отправить нас в приют для Бездомных лошадей. И еще у нас настоящие крылья, на которых можно летать, - говорила Леокадия.

И наперекор всем и всему летала.

НО-О, ЛЕОКАДИЯ!

Вербные сережки самые ранние, может, потому они такие горькие. Солнце еще не успело напоить их сладостью. И все же Леокадия любила вербочки, и как только увидела их, воскликнула:

– Это ничего, что ты не можешь мне купить их, Алоиз! Здесь у реки вербочки можно раздобыть даром.

И, набив пушистыми сережками рот, запела:

Сколько стоит синева?

И зеленая трава?

А потом спросила:

– Отчего я всему так радуюсь, Алоиз? Почему мне всегда весело? Может, оттого, что у меня ничего нет?

Вот какое бывает чудо,

Пусть частенько я голодаю,

Но как только еду раздобуду,

Я от радости все забываю.

А, может, я веселюсь оттого, что у меня есть свой ТАЙНИК ДЛЯ РАДОСТЕЙ? Почему ты не отвечаешь, Алоиз?

– Потому что я не думаю, - буркнул Алоиз.
– А не думаю потому, что не ем. А не ем потому, что не люблю вербные сережки. Ведь ничего другого даром не добудешь.

– Я не люблю разговаривать с тем, кто молчит. Я должна заработать тебе на хлеб, Алоиз. Надо подыскать работу.

– Это уже было, - махнул рукой Алоиз.
– Не думай о том, что было, а лучше придумай ПРОДОЛЖЕНИЕ.

– Я не знаю, какое еще может быть ПРОДОЛЖЕНИЕ. Я была просто Безработным конем, Крылатым безработным конем, была Нелетающим конем и Летающим Неконем и опять-таки безработным. Была Пегасом Поэта и Поэтессой Пегаса, безработной эмигранткой и безработной репатрианткой. У моей истории больше нет ПРОДОЛЖЕНИЯ, Алоиз.