Ночь без конца
Шрифт:
В сплошном загаре есть нечто жесткое. Но Хиллари Западон, похоже, он был к лицу.
И хотя я предпочел бы девическую бледность, отшлифованный глянцевый загар доставил мне большое удовольствие. Еще то, как она извивалась на полу. И как переваливались ее груди. Они были маленькие с коричневыми сосками, напомнившими мне присоски на игрушечных стрелах моего детства.
Обычно я отрывал их и затачивал концы стрел ножом.
Одной такой стрелой я попал в глаз коту по кличке Мики.
Если облизать такую присоску, то можно
Кожа у нее была горячая, гладкая и скользкая.
Она вздрагивала и корчилась всякий раз, когда я делал ей больно.
Когда она начала кричать, я затолкал ей в рот ее трусики.
Чтобы пересказать все, что я с ней делал, не хватит, пожалуй, и часа. Хотя я знаю, что рассказывать об этом буду с большим удовольствием. Говорить о таких вещах почти так же приятно — все равно что снова их повторяешь. Но многое еще предстоит поведать об иных материях.
Так что ограничусь тем, что мне представляется самым интересным.
Обычно все мое внимание концентрируется на тех, с кем я нахожусь. Мой принцип — лови момент. Я не мечтатель. Но, когда я занимался Хиллари, я заставлял себя думать, что она — та девчонка.
Ну, знаете какая. Та, которую я упустил.
Хиллари как бы не существовало. Подо мной была та девчонка, и я наслаждался каждой минутой, каждым дюймом ее тела.
Закончив, я уселся на морозильную камеру и съел «Дав». Потом положил в камеру Хиллари.
Пересилив свое отвращение к подобной деятельности, я старательно подмел вокруг пол и вышел из гаража. Там было ужасно жарко и был спертый воздух. Во дворе дул свежий летний ветерок, было приятно и замечательно.
Задний дворик был полностью огорожен забором и давал прекрасную защиту от посторонних взглядов. Понятно теперь, где загорала Хиллари. Скверно, что я об этом раньше не догадался. Можно было бы выволочь ее на свежий воздух и заняться ею здесь.
Ну что ж. Не велика потеря.
Просто было бы намного приятнее, и все.
Направляясь к черному входу в дом, я подумал, что неплохо бы трахнуть девчонку на свежем воздухе. Если, конечно, будет такая возможность.
Пусть даже для этого понадобятся дополнительные усилия.
Для такого лакомого кусочка нужна самая лучшая тарелочка.
В доме было холодно, как в холодильнике. У меня даже застучали зубы и кожа покрылась пупырышками. Но я нашел удовлетворение в мысли, что Хиллари в морозильной камере сейчас гораздо прохладнее.
Хотя я был абсолютно уверен, что ее мужа нет дома, все же решил посмотреть. Мои поиски не увенчались успехом. Судя по всему, детей у них тоже не было.
Бенедикт и Хиллари Западон.
Имена я прочел на подписных ярлычках на журналах в ванной комнате.
Интересно, а как зовут девчонку?
Может, Трейси? Кимберли?
Скоро узнаю.
Затем я долго стоял под горячим душем. Грязь лилась с меня потоками. Намыливаясь, я закрыл глаза и снова увидел себя в той подсобке. Конечно, не с Хиллари, а с девчонкой.
Вот если бы она оказалась сейчас здесь, со мной под душем.
Мой жизненный опыт подсказывал, что наши человеколюбцы из средств массовой информации наверняка во всех подробностях опишут эту историю. От них я и узнаю имена двух детей, переживших трагедию прошлой ночи. Если немного повезет, можно будет даже узнать, где они сейчас находятся.
Тут только одна проблема.
Мои дружки могут добраться до них раньше меня.
Глава 12
От мысли, что кто-то другой доберется до нее первым, у меня помутилось в голове. Бог с ним, с мальчишкой. На него мне глубоко начхать. Но девчонка — моя.
Я хотел ее всеми порами своего тела, а они просто убьют ее при первой же возможности.
Вдруг я остро ощутил, как мало остается у меня времени. Усилием воли заставил себя успокоиться. Даже если Том с компанией уже узнали, где беглецы, они не будут действовать опрометчиво.
Они хоть и чокнутые, но не фанатики — не станут лезть на рожон из принципа. Все, что им надо, — так это острые ощущения, которые можно получить, убивая других.
Я стоял под душем, мылился, смывал мыло и вновь мылился, пока не почувствовал себя совершенно чистым. Затем вышел из душевой кабинки и вытерся пушистым мягким полотенцем. Когда я снимал его с вешалки, оно уже было влажноватым. Должно быть, ему предназначалось попасть в стирку вместе с другим бельем. Но, возможно, Хиллари планировала отправить его туда со следующей партией.
Хотелось надеяться, что это она намочила его.
Мысль о том, что я вытирался ее полотенцем, показалась мне очень трогательной. Какое место она вытирала этим краем? А этим?
Когда же я представил, что это могло быть полотенце ее мужа, меня чуть не стошнило. Что, если он вытирал свой член или задницу как раз тем местом, которым я сейчас тру лицо?
Гадкая мысль.
Я стал разглядывать полотенце в поисках какой-нибудь подсказки. Даже понюхал его. Обыскал каждый дюйм в поисках характерных волосков.
Где бы мы ни были, мы всегда оставляем какую-то частицу себя.
Именно поэтому полицейские так тщательно осматривают место преступления, подбирая все, что им встречается, даже пылесосят. Ищут то, что осталось после нас. Не просто отпечатки пальцев или следы обуви, но кусочки нас самих. Им нужны клочки материи с нашей одежды, образцы нашей слюны, крови и спермы. Выковыривают кусочки нашей кожи из-под ногтей наших жертв. И, — о, да, — им очень нужны наши волосы.
Все это вещественные доказательства, а именно на вещественных доказательствах и строится обвинение.