Ночь богов. Книга 2: Тропы незримых

Дворецкая Елизавета

– Вот что, отец! – прервал ее размышления голос Лютомера. – Что нам рассуждать – мы не Вещие Вилы и судьбы не ведаем. Пусть сестра у своего духа спросит.

– Да! – Лютава встрепенулась. – Верно. Спрошу. Как он скажет, так и будет.

Они посмотрели друг другу в глаза: Лютава – с тревогой и надеждой, Лютомер – с обреченной решимостью. Сама судьба так перепутала нити их судеб, что никому иному не распутать.

Яровед с сомнением качнул головой, но возражать не стал. Если дух ответит «нет», с мыслью об этом браке можно проститься. Лютава не нарушит воли своего духа, это Яровед понимал. Но он понимал и то, что брак с девушкой вопреки воле ее покровителя счастья Бранемеру и земле

дешнян не принесет. Тогда пусть уж она остается здесь, как ни жаль лишать молодого князя такой невесты.

Хотя чем больше Яровед смотрел на Лютаву, тем сильнее ему хотелось именно ее видеть княгиней Подесенья и старшей жрицей на Ладиной горе. Не важно, что ее покровительница – Марена, ведь Марена – лишь другой, темный лик Лады. Верховные жрицы Ладиной горы бывали из посвященных и той, и другой богине. Борута, которая правит там сейчас, третий год жаждет выйти замуж, а ее жених, боярин Легослав, по два раза в год приезжает и томит разговорами: ну когда же ты ее отпустишь, волхве, когда? Это же страх что такое – жрица Лады других благословляет, а сама замуж выйти не может! А как отпустить, если среди ее младших родственниц подходящей преемницы, увы, пока не видно? Даже в священных родах не всегда родятся по-настоящему угодные богам люди, и не все носители старинных родовых имен в полную силу воплощают в себе предков, освятивших эти имена. А ведь Ладина гора – единственная в своем роде святыня, и для служения на месте тысячелетней святости пригодна не всякая. Сейчас их там только две: Борута и ее сестра Благодара – та, что сейчас под землей…

Этим вечером Лютава велела не запирать ворота. Перед самой полуночью со двора вышли двое – она и дешнянский волхв. Помня о недавних событиях, и Благота, и Лютомер, и бойники не советовали ей выходить вдвоем с чужим человеком. Но Лютава отмахнулась: волхв не станет силой добиваться чего-то такого, что противно воле богов. А если боги одобрят замысел, то применять к ней силу и не потребуется. Хазарин Арсаман никак не мог оказаться тем, кого она ждет, а вот дешнянский князь Бранемер – мог.

Выйдя на высокий берег, Лютава вынула из-под плаща свой кудес. Яровед отошел на несколько шагов, чтобы не мешать ей, и встал, сложив руки на вершине посоха. Лютаву колотило от волнения: она сама не знала, какой ответ от своего покровителя хочет получить, но жаждала хоть какой-нибудь определенности – и поскорее!

Глядя на блестящую под луной воду, Лютава ударила в кудес, закрыла глаза, выбирая песню, покачнулась, продолжая постукивать… И обнаружила, что дверь уже открыта, что звать его не надо, потому что он уже здесь. Он все это время был где-то рядом, словно стоял возле ее «навьего окна», дожидаясь, пока она заговорит с ним.

– Я знаю, что ты устала ждать, – шепнул ей в ухо низкий голос. – Я знаю. Не пройдет и трех месяцев, как ты увидишь его. Срок близится. Я отдавал тебе мою силу, чтобы ты сберегла ее для меня, я оберегал тебя, чтобы ты сберегла меня. Не с Десны, а с Днепра придет тот человек.

– Но через три месяца будет День Богов! – ответила Лютава. – Как же тогда…

– Раньше нельзя. Но вслед за Днем Богов придет новая Ночь Богов. Я знаю тот день, он придет. Жди меня. Жди…

Темнота осветилась, снова заблестела вода под луной. Дул ветер, было холодно. И первым делом Лютава ощутила облегчение. Еще не сейчас. Потом разочарование – опять не сейчас. Еще три месяца им предстоит провести в тягостном ожидании неизбежного.

Наконец-то варга Радом назвал ей срок. Через три месяца она увидит того человека, чьей женой она станет и тем отдаст свой долг духу-покровителю. Будет День Богов, когда умирают те, кому не суждено возродиться. А потом снова настанет Ночь Богов, когда умершие возвращаются

на землю, оживляя еще не рожденные тела своих потомков. Они входят в тот миг, когда ребенок впервые шевельнется в чреве матери и даст ей ощутить, что отныне она не одна, где бы ни была. И тогда дух теряет память прежней жизни, раскрываясь для новой, обновляясь, как зерно, выходящее ростком из чрева Матери-Земли…

Кто-то наклонился над ней, взял за руку, помог встать. Опомнившись, Лютава осознала, что сидела на земле, уронив кудес, и поскорее сунула его под плащ, пока не совсем отсырел.

– Ну, что сказал тебе твой дух? – спросил волхв, и она даже не сразу вспомнила, как его зовут и зачем он здесь. – Ты ведь с ним говорила?

– Да. Сказал. Что через три месяца я увижу того…

– Три месяца? – Яровед поднял брови. – Велел три месяца ждать? Это же День Богов будет!

– Он сказал, что мой муж придет не с Десны, а с Днепра. Так что не выйдет ничего у нас… с князем Бранемером. Это не он.

– Жаль, – протянул Яровед. – А такая бы парочка вышла. Ну, против судьбы не пойдешь. Я-то понимаю, а вот как я это князю моему объяснять буду?

На другое утро Яровед уехал.

Глава 8

Лютава проснулась оттого, что Лютомер прикоснулся к ее плечу. Она подняла голову – бойники еще спали, но, судя по струйке свежего холодного воздуха, в братчину кто-то вошел снаружи. Это оказалась Далянка – в дорогом куньем кожухе, покрытом тонкой красной шерстью, с теплым платком поверх вайнага – венчика из бронзовых спиралек и пластин, который она надевала по торжественным случаям. Девушка явно собралась в дорогу.

– Ты что так рано? – Лютава села, убирая волосы с лица. – Ты куда снарядилась?

– Я уезжаю. – Далянка подошла к ней, села на край лежанки и взяла руку Лютавы.

– Куда?

– Замуж выхожу.

– Что? – Лютава в недоумении оглянулась на Лютомера: казалось, что все это ей снится. Но он только улыбнулся и двинул бровью: дескать, а чего еще было ждать?

– Замуж выхожу и уезжаю. Скажи, чтоб не искали меня. Я сама так решила, по своей воле все сделала.

– Постой! – Лютава сама взяла ее за руку. – А родичи как же?

– У них еще дочери есть другие, а у меня судьба одна. Позвала она меня – я и пошла. Ну, прощай. – Далянка поцеловала ее. – Даст Макошь, увидимся еще. Отцу, матери от меня поклонись, скажи, вено после будет и на имяречение позовем. А пока пусть простят меня.

– Да будут с тобою Лада и Макошь, – сказала Лютава ей вслед.

Далянка еще раз обернулась, кивнула и вышла. На плече у нее висел плетеный короб, в который могли влезть пара рубашек и еще какая-нибудь мелочь. Она, достойная стать княгиней и получить воз приданого, ушла пешком, почти только с тем, что на ней, но зато ушла к тому, кому верила. Лютава не спрашивала – к кому. Уж наверное, у ворот Далянку дожидаются сани, а при них одно-два знакомых лица. А что она, Лютава, этих лиц не видела, так это даже хорошо. Ведь ее будут спрашивать, куда подевалась лучшая невеста Ратиславльской волости. И она с чистой совестью скажет: «Не знаю».

К Далянке пришла ее судьба, и у той хватило смелости за ней последовать – пусть судьба эта оказалась совсем не такой, как все ожидали. Но Лютава не осуждала подругу и даже не удивлялась ее смелости. Тот, кто идет своим собственным путем, каким бы странным тот ни оказался, имеет все же больше надежд на счастье, чем тот, кто покорно следует за толпой и даже не задумается: а мне-то сюда ли?

Осталось три месяца. Даже меньше. Яровед был здесь почти две недели назад, теперь уже пришла настоящая зима. Лютомер объявил бойникам, что в наступающем году весной вернется «в люди», так что и они, кому возраст позволяет, могут присматривать себе невест.