Ночь быстрой луны

Геращенко Андрей Евгеньевич

– Не надо, - попросил Барловский.
– Что я должен сделать?

– Не знаю. Мне уже ничего не нужно. Ты уже всё мне испортил! Раньше надо было об этом думать!
– отрезал Гусев и хлопнул Барловского по спине чуть сильнее.

– Я не мог... Это Калина... Я боюсь его... У меня дети. Я знаю больше, чем водители. Я могу помочь. Но, я хотел бы иметь какие-то гарантии.

– Ты не на базаре, Самуилович - раньше надо было торговаться!
– Гусев подошёл к столу, вытащил оттуда наручники и большую милицейскую дубинку.

Главным во всём этом было не переиграть. Если бы Барловский вдруг поверил

в то, что его показания действительно больше Гусеву не нужны, он мог замкнуться и надеяться лишь на Калину. Но у инженера "ликёрки" не зря в душе мелькали сомнения, и именно на это Гусев и рассчитывал. Сейчас же, чтобы окончательно решить всё в свою пользу, Гусеву нужно было заставить Барловского поверить в то, что его будут бить, и бить жестоко. Только этот животный ужас, который Гусев стремился вызвать у Барловского, был способен хоть как-то победить страх главного инженера перед возмездием со стороны Калины.

– Это ещё зачем?
– забеспокоился Барловский, увидев дубинку и наручники.

– Иди сюда!
– потребовал Гусев, проигнорировав вопрос.

Барловский подошёл к окну.

– Садись на пол!
– приказал капитан.

– Не понял?

– На пол!
– рявкнул Гусев.

Барловский уселся на пол прямо под окном. Гусев тут же пристегнул его наручниками к батарее.

– Зачем это?
– с дрожью в Голосе вновь спросил Барловский.

– Зачем? А ты не понимаешь? Затем, чтобы ты не метался по всему кабинету и не брызгал бы кровью, соплями, дерьмом и всем тем, что из тебя сейчас польётся! Понял?!
– крикнул Гусев и ударил дубинкой по полу рядом с ногами Барловского.

Инженер дёрнулся и тут же попросил:

– Не надо, я всё напишу. Я напишу, кто в Минске помогал нам с надёжным проездом спиртовозов в Смоленск. Это важная информация. Я старый и больной человек - у меня дети. Не надо так со мной.

– Твою мать! Старый он! На пенсию шёл бы, а не воровать, если старый! выругался Гусев и, отбросив дубинку в угол, отошёл к столу, сделав вид, что не может решить, как поступить дальше, ожидая какого-либо сигнала со стороны Барловского.

Вместо того, чтобы что-то сказать, Барловский опустил голову вниз и зарыдал, беззвучно трясясь и закрыв лицо руками.

Увидев это, Гусев испытал сильнейшее чувство стыда. "Господи, ну почему мы так живём?! Почему я должен издеваться над этим старым человеком, годящимся мне в отцы?! Потому, что он украл и по другому я не смогу ничего доказать?! Да! Но разве от этого у меня на душе будет легче?! Надоело всё это! Почему именно я должен всем этим заниматься? Почему я должен терзать этого старика в то время, когда кто-то жирует на Канарах?! Надо уезжать! Надо срочно уезжать!".
– Гусев смотрел прямо в стол ничего не видящими глазами.

Из оцепенения его вывели всхлипывания - Барловский зарыдал уже в голос.

– Всё - хватит! Ты же взрослый мужик!
– раздражённо крикнул Гусев и отстегнул Барловского от батареи.

Барловский перестал всхлипывать, но вид у него был довольно жалкий.

– Поднимайся. Иди к столу и пиши!
– приказал Гусев.

Барловский с отрешённым видом продолжал сидеть на полу.

– Борис Самуилович, поднимайся! Если напишешь нормально, я тебя, возможно, и прощу. Ну, вставай!
– Гусев принялся трясти Барловского

за шею, видя, что главный инженер никак не реагирует на его слова.

– Да, конечно, - наконец, пробормотал Барловский и, поднявшись с пола, подошёл к столу.

Гусев вновь уставился на окно. Из задумчивости его вывели громкий хлопок и сдавленный стон. Обернувшись, Вячеслав увидел, что Барловский лежит на полу лицом вниз, а из-под его головы на пол струиться широкая полоска крови. Гусев подбежал к Барловскому и, перевернув его на спину, принялся легко трясти и хлопать по щекам:

– Борис Самуилович, вы меня слышите?! Борис Самуилович!

Барловский не подавал признаков жизни. От удара о пол у него разбились губы и бровь. Кроме того, кровь сочилась и из носа. Вячеслав бросился слушать сердце - оно билось. Главный инженер неожиданно захрипел, и из его рта показались кровавые пузыри. Гусев вновь перевернул его на живот, подскочил к столу и вызвал по телефону скорую. В этот момент в кабинет вошёл Романенко:

– В чём дело, Слава?! Что случилось? Почему он без сознания и в крови?!

– Я не знаю, почему! Я не знаю - я не врач!
– отрезал Гусев.

– Ты оставался с ним наедине! Ты должен это знать! Я ведь думал, что всё будет, как обычно, а ты его что - избил?! Это ты его отделал?!

– Я! Я! Я его избил, если тебе так хочется!
– огрызнулся Гусев.

– Слава, ты понимаешь, что случилось?! Ты что - совсем дурак?! Что с тобой происходит?!
– закричал Романенко и принялся трясти Гусева за плечи.

Гусев почти тут же грубо сбросил его руки:

– Не ори на меня! Я не знаю, что случилось - он упал, когда я смотрел в окно. Он, наверное, ударился лицом о пол. Может, сознание от волнения потерял или ещё что. Я не знаю - сейчас приедет скорая.

– Слава - мы влипли! Как мы теперь объясним всё это Вишневецкому? Ты думаешь, он поверит, что мы не трогали инженера?!

– Что-то я сомневаюсь после твоей реакции!
– криво улыбнулся Гусев. Ты не бойся, я подтвержу, что тебя не было в кабинете.

– Дурак - я совсем не об этом думаю! У тебя есть носовой платок?

– Есть. а что?
– пожал плечами Гусев.

– Надо хоть как-то попытаться остановить ему кровь и привести в чувство, пока приедет скорая.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

АРЕСТ

У Барловского случился инсульт. Хуже всего было то, что по заключению медиков инженер не сможет говорить в ближайшее время, что стало известно уже к шести вечера. Расследование, по сути, было поставлено на грань полного провала с учётом сроков, которые требовал Минск. Теперь они были абсолютно нереальными, и Гусев хорошо представлял себе чувства, с которыми Мухин завтра будет докладывать в УКГБ Республики о том, что главный обвиняемый по делу о коррупции, которое держит на контроле сам Президент, находится между жизнью и смертью после допроса следователями КГБ. Гусев сразу же позвонил и обо всём доложил Вишневецкому, но тот, против обыкновения, даже не вызвал Вячеслава в управление, а отпустил домой. Это было ещё одним очень дурным знаком. Гусев почти не сомневался в том, что завтра он будет отстранён от ведения дела и начнётся служебное расследование. В итоге его вполне могут уволить из органов, а в худшем случае и вовсе начать следствие по факту итогов допроса Барловского.