Ночь и город
Шрифт:
— Вали отсюда, — сказал Фабиан.
— Говорю ж тебе!..
— Вон!
— Но…
— Вали отсюда, ты мне уже осточертел. Проваливай, пока цел.
— И еще одно… — начал Берт.
Фабиан вскочил и толкнул его к двери.
— Ладно те, болван, — проговорил Берт.
— Делайте ваши ставки и бросайте, — сказал Фабиан, садясь за стол. В зал вошла Хелен и встала позади него.
— Это мой талисман, — заявил Фабиан. — Боже мой! Говорю вам, она принесет мне удачу. Сядь рядом, Хелен…
Он
— Поставим на этот раз по три фунта.
Толстяк ухмыльнулся и бросил.
— Фулл с тремя королями с первой попытки.
— Ба! — отозвался худой. Кости скользнули меж его пальцев. — Пара десяток. Бросай, Гарри.
— Смотрите же, — объявил Фабиан, положив руку на колено Хелен. — Оп-па! Четыре туза. Что я вам говорил? — Он забрал банк.
Хелен прошептала:
— Кстати, ты достал деньги?
— Разумеется, — ответил Фабиан. — Ну, ребята, вернемся к десятифунтовой ставке. Пропадать так пропадать.
— Дополнительная ставка, Гарри?
— Конечно.
— По пятерке?
— Разумеется.
Фабиан бросил.
— Две десятки, три туза со второй попытки. Ваш черед, ребята.
Толстяк бросил кости.
— А у меня четыре туза — с первой, — сказал он.
— Туз, король, дама, валет, девятка, — с отвращением отозвался худой.
Толстяк сгреб лежавшие на столе деньги в большую кучу.
— Тебе крышка, Гарри.
Фабиану вспомнилась лихорадочная погоня за сотней фунтов — к чему был весь этот позор? Ради чего было рисковать, подвергать себя опасности? Гнетущая безысходность нынешнего положения проникала в его сознание медленно, шаг за шагом. Он судорожно глотнул и проговорил:
— Мне крышка? Черта с два. Я в любой момент могу раздобыть две сотни фунтов. — А ведь это правда, решил он, у него всегда есть Зои, и к тому же через неделю предстоит поездка в Кардифф. Он засмеялся. — Крышка! Ха-ха! Давайте выпьем! Шерри, Хелен? Анна, три двойных виски и шерри.
— Что там за шум? — нервно спросил толстяк, поспешно пряча кости.
Чей-то голос произнес:
— И без возражений…
В зал вошли два высоких человека.
— Мы из полиции, — заявил один. — У нас с собой ордер. Здание окружено. Никому не двигаться.
Другой подошел к Фабиану и сказал:
— Привет, Гарри, ты нам нужен.
Фабиан побледнел. Громко сглотнув, он пролепетал:
— Что это значит — я вам нужен?
— У нас ордер на твой арест.
— Ордер? За что? Какой такой ордер? Почему? Что у вас на меня есть?
— Существование за счет незаконных заработков женщины.
— Это ложь.
— Пойдем.
Казалось, что клуб кишмя кишит полицейскими. Инспектор обратился к Хелен:
— Сохраняйте спокойствие.
Фабиан, все это время хранивший молчание, вдруг заорал что было сил:
— Это провокация!
Голосом, которым взрослый увещевает непослушного ребенка, детектив сказал ему:
— Зои сделала заявление.
Фабиан разом обмяк и голосом, вобравшим в себя всю горечь мира, воскликнул:
— А некоторые болваны еще говорят, что на свете есть Бог!
Когда Хелен вышла, Берт все еще ждал у дверей. Он заговорил с ней:
— Они взяли Арри?
— Да.
Маленький человек перешел на хриплый шепот:
— Что ж, должно, это к лучшему.
— Я тоже так думаю.
— Худшее б случилось с ним сёдня ночью.
— Правда?
— Да. С ним, с Зои, а может, и с тобой. Все, что ни случается, всегда к лучшему.
Фабиан вышел в сопровождении двух полицейских. Повернув голову, он сказал Берту:
— Ну давай же, гад, брось в меня пару гнилых апельсинов.
— Ладно, идем, — сказал ему полицейский.
— Из него мог бы выйти толк, но он был слишком тщеславный. Он был толковый парень, но ленивый страшно. Упорный, токо вот рук марать не хотел. Стыд какой… Его героями стали плохие парни. Если б он токо захотел, черт побери, он многого бы добился. У него щас уже была бы дюжина магазинов, а он вместо этого покрыл себя позором…
— А вы что, хорошо его знаете? — спросила Хелен.
— Надо думать, — ответил Берт, — он ведь брат мне… Хошь бананчик?
— Нет, спасибо.
— Ладно, как знаешь. Видала здоровенного ниггера, который токо што прошел мимо?
— Да, а что?
— Он поджидал Арри с бритвой, а Арри еще грит, что на свете нет Бога!
— Почему же тогда Господь позволил ему пасть так низко?
Берт взялся за ручки своей тележки и ответил:
— А Бог его знает. Ну, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Хелен пошла прочь. Ночь была темна; город выглядел унылым и бесприютным в жалком свете фонарей, все еще боровшихся с кромешным мраком.
«Может, мне еще удастся открыть клуб, — думала она, — и раздобыть ссуду. Или все же не стоит тратить свою молодость на добывание денег? Может, Адам прав?.. Голодать, мерзнуть, нуждаться, быстро состариться, умереть молодым, и все ради того, чтобы вылепить несколько статуй?.. Но если у человека есть деньги, он может купить сколько угодно статуй… Я люблю Адама, это правда… но как и любого другого мужчину, который сможет меня удовлетворить… и наверняка на свете есть мужчины столь же сильные и мужественные, готовые посвятить мне свою жизнь, исполнять все мои желания… Нет, с Адамом все кончено, на свете есть другие мужчины…»