Ночь империи
Шрифт:
Валакх сидел, упёршись локтями в колени, и, кажется, напрочь забыл про тлевший в трубке табак. Совсем не подходящий на роль того, кто через час должен был получить в свои руки поводья для управления колесницей империи. Скорее походил на сбежавшего из училища молодчика, у которого хватило денег только на дорогой длиннополый жилет, а вот рубаху со штанами сшили из материала подешевле. Если присматриваться, можно было начать сомневаться в образе студента: стоило лишь увидеть своё отражение в начищенной до блеска коже сапог, а потом заметить и баснословной цены три кольца на аккуратных
– Мне кажется, или ты не готов от слова «совсем»?
Моргнув, Айорг слишком глубоко вдохнул и поперхнулся дымом. К своей чести, трубку не выронил, в итоге только опустив голову и с протяжным хмыканьем потерев тыльную сторону шеи.
– Если ты беспокоишься о том, что я сбегу из-под Венца,– не глядя на питомца произнёс валакх,– то нет. Просто задумался о том, как все забавно. Лет двести назад я бы только фыркнул на идею быть Владыкой.
– Может, так было бы и лучше,– Ноктис нахохлился и закрыл глаза.– Ни один Владыка ещё спокойно не уходил.
– Это не значит, что такое невозможно в принципе. Кроме того, где Владыка, там и Король богов. Теперь, если Василиск будет поблизости, смогу озадачиться его смещением.
– «Поблизости»?
Не первый раз за последние пару минут подавившись дымом, Айорг перевёл взгляд на того, кто задал вопрос. В кои-то веки валакх был уверен в чем-то абсолютно – в том, что выглядел он не лучше соседского кота, которого поймали за воровством сметаны.
Самаэль Гринд, упёршийся в перила беседки, в свою очередь, смотрел на него, как на врага народа и городского сумасшедшего в одном лице.
Завладев вниманием своего будущего правителя, первый тави слегка качнулся в сторону и приглашающе махнул правой рукой:
– У меня были подозрения, что не просто так Пантеон вдруг стал шёлковым. Давайте, сударь регент, опечальте меня.
– Он обещал Василиску возвращение Первородным права участвовать в политике страны,– выдал всю контору разом Ноктис.
Перевертыша хотелось ощипать, но он, с другой стороны, был прав: отношения с Самаэлем и так были каждый день на грани краха, чтобы теперь, когда он чётко услышал разговор о Короле богов, пытаться отрицать очевидное.
Некоторое время Самаэль молча смотрел на затихшего и вновь заснувшего перевертыша. Айорга хватило только на то, чтобы кивнуть, после чего он предпочёл вновь отвернуться и рискнуть докурить в относительном спокойствии. Тави ведь никогда не был глупым ребёнком, он должен был понять суровую необходимость.
Возможно, ценность договора с Первородными несколько падала при условии, что у валакха был тот, кто смог за сутки устранить главного противника и заставить глав ведомств смириться с неизбежным, но на тот момент ещё не было уверенности в лояльности к друг другу.
– Забавно,– наблюдая за Ноктисом, пробормотал первый тави.– Не думал, что ты шутить умеешь.
– Я и не шучу,– беззлобно огрызнулся Айорг, бросив взгляд на друга.– Сделаем все так, как это было до Джартаха Неповторимого.
У Самаэля вырвался смешок, больше похожий на резкий прерывистый выдох.
– Конечно, да,– положив руки на перила беседки, он улыбнулся.– Если ты хотя бы заикнёшься об этом на интронации, можешь забыть про себя в
– Это ещё почему?
– Возможно, потому что у армии есть свои причины не любить Первородных. Или ты не помнишь, что послужило причиной решению Неповторимого?
Приходилось мириться с очевидным: Джартах спас страну от развала. Нынешние богословы и некоторые учёные могли сколь угодно долго плеваться ядом и пытаться убедить окружающих, что он был самодуром и мужеложцем, у которого в голове не было ни одной связной мысли, но как минимум один из ныне говоривших имел удачу быть современником правителя. В те времена у Айорга не было ни капли желания что-то делать при дворе, но пару раз он заглядывал на местные междусобойчики просто из интереса, и за Владыкой в эти пару раз наблюдал.
То был живой, удивительно проницательный молодой мужчина, и в сравнении с ним Мортем проигрывал по страху, который можно внушать подданным. Жестокий был фигурой пугающей из-за своей склонности к насилию, Неповторимый – из-за взгляда ярких карамельного цвета глаз, на дне которых были злоба и вековая мудрость, впитанная им на родине матери-ифритки, где Джартах долгое время учился.
Он был весь, будто олицетворение Геенны, и при поверхностном взгляде не вызывал никаких эмоций, кроме снисхождения – многие на этом уровне и оставались. Они, как многие купцы, распускавшие слухи об упаднической ситуации в ифритовых землях, не хотели посмотреть дальше внешней канвы в виде портовых городов, где жизни толком и не было – только вахтовые рабочие, для которых главным было принять товар и повезти его вглубь страны.
Ходил слух, что Джартах Неповторимый хотел сжечь не только многочисленные, на тот момент заполонившие собой библиотеки, богословские труды. До сих пор у пары исследователей гуляла злая шутка о том, что он поначалу приказал подпалить и Первородных, но ему сказали, что так не пойдёт, и Джартах «смилостивился»: «Тогда заприте их в Пантеоне и не давайте им сунуть носа за порог».
Причина тому заключалась в самих Первородных, которые почувствовали себя хозяевами положения и стали игнорировать обязанность советоваться с правителем и его ближайшими сподвижниками прежде, чем предпринимать какие-то действия внутри страны. Владыка буквально поймал их за руку, когда святое семейство готовилось распустить половину армии за ненадобностью и вместе с тем необходимостью доказать, что империя – страна крайне мирная, любящая всех и каждого. Когда услышал об этой вести, Айорг не сдержал смешка: его младший брат был сборищем противоречий, имевший в Пантеоне маленькую армию, но при этом желавший лишить всю империю основной мощи.
На то, чтобы отказать Первородным в праве влиять на что-то, кроме религиозной ветви, сподвигла и ситуация в империи в целом: за годы присутствия святого семейства при дворе страна превратилась в богобоязненное, отчаянно поклонявшееся своим богам сборище, которое рвало на части неверных вроде веровавших в Птицу, возводило Первородным алтари и бросалось на каждого чужестранца с целью принести в жертву. Участь несколько раз быть названным «неверным» и «подходящим для дара» выпала и Владыке Джартаху, наполовину ифриту.