Ночь, которая никогда не наступит

Потоцкая Мария

– Где упал, там и лежал. Ты же был пьяный, и тебе лень было дойти до кровати.

– Не без этого. Но это не означает, что я не наслаждался голосом Эми.

– В любом случае, спасибо,- сказала я. Я старалась придумать корректную формулировку, чтобы спросить, зачем они пришли. Я была искренне рада, что они здесь, но должна же быть на это причина. Однако я не успела спросить, потому что то, что сделал Винсент, прервало все мои возможные мысленные поиски. Винсент приблизился к картине совсем близко, будто бы рассчитывал, что

с расстояния в несколько сантиметров сможет лучше её рассмотреть. А потом он высунул язык и облизал картину, ровно в том месте, где голодный длинноногий пес выхватывал мясо из рук своего хозяина.

– Какая гадость! Что ты делаешь?

– Безвкусица, - ответил он и заулыбался из-за двойного значения своей реплики, - Для завершения этой картины художник должен был пропитать нарисованное мясо вкусом настоящего. Или хотя бы придать характерный запах. Ни того, ни другого я не отметил.

– Мне кажется, картина уже выглядит завершенной.

– Сейчас она не представляет никакой культурной ценности, всего лишь бездумное копирование объектов на холст.

Винсент снял картину с петли, и я увидела камеру, висящую за ней. Лишь объектив возвышался сверху рамы, он был направлен в сторону моей кровати. До этого я даже его не замечала. Камера полетела вниз и с треском ударилась об пол, вызвав во мне бурю негодования от испуга за разбившуюся технику. Винсент открыл окно и выкинул картину.

– Ты что, больной?!

– Совершенно точно больной. Я думаю, мамка пила, пока вынашивала его. Или перенесла краснуху, по крайней мере.

– А я думаю, что отец уронил его в раннем детстве.

Несмотря на то, что Дебби и Рене пытались его оскорбить, лица их не изменились, они даже взглядом не проследили за улетающей в окно картиной.

– Хватит, мама никогда не пила, а отец обладает животной ловкостью даже в самом глубоком опьянении.

– Значит, он уронил тебя специально. Ты сразу никому не понравился.

Наверное, когда у тебя есть родные брат и сестра, всегда ощущаешь их присутствие рядом. У меня было много кузенов, но я не была с ними близка. Наоборот, я ощущала себя более одинокой, когда была рядом с ними. Не было чувства близости и понимания, которое должно быть в одной семье, оттого пропасть между нами иногда была даже больше, чем между мной и другими, случайными знакомыми. Винсент, Дебби и Рене были едины, и, может быть, их совместное участие в конкурсе было ещё более чудовищным, чем моё и папино.

Я ещё немного посокрушалась над чужим разбитым имуществом, но довольно быстро смогла успокоить себя. А что собственно могут сделать мне организаторы конкурса за разбитую камеру и испорченную картину? Оштрафовать меня? Применить ко мне какие-то санкции, вызвав народное волнение, потому что организаторы шоу ухудшают последние недели жизни молодой девушки из-за разбитой камеры? Человек, которому грозит смерть, обретает могущество и безнаказанность, в глазах тех, кому предназначена долгая и счастливая жизнь. Я могу

облить дом бензином и поджечь, и вряд ли кто-то осмелится мне что-то сказать.

Мои новые друзья продолжали выяснять отношения, и я, дождавшись паузы, наконец, решила задать вопрос негостеприимного хозяина.

– А что вы, собственно, пришли ко мне в комнату?

Дебби и Рене тут же переключили свое внимание на меня, а Винсент, наоборот, демонстративно зевнул, достал пачку сигарет и закурил, полностью увлекшись процессом. У меня были все поводы возмутиться по поводу курения в моей комнате, но я лишь покачала головой.

– Мы соскучились по тебе, - шепнула мне на ухо Дебби, и у меня побежали мурашки от прикосновения её губ.

– Вчера мы надеялись, что ты останешься с нами на всю ночь, - Рене тоже шептал.

– Что?!

– Эми, дорогая, - Дебби сказала это в голос, улыбнулась, а потом прижалась к самому моему уху, и я едва различила её шепот, - нам нужно тебе кое-что рассказать.

– Подыграй нам, - так же тихо прошептал Рене.

Я ожидала, что они скрывают какую-то тайну, и, может быть, даже вовлекут меня в странную историю, но скорее боялась, что это окажется так, чем ожидала этого. Наверное, они что-то знали про шоу, чего не знала я, и собирались либо сбежать, либо спровоцировать восстание. Несмотря на то, что мне не хотелось с этим связываться, любопытство взяло надо мной верх.

– Что вы вообще говорите?
– спросила я, изобразив смущение.

Дебби подмигнула мне. Рене достал из кармана жвачку, но он не успел даже вытащить пластинку, так как Дебби вырвала её у него из рук. Он удивленно поднял брови и, кажется, был даже немного недоволен. Дебби засунула в рот сразу несколько пластинок, смотря на него. Казалось, будто они о чем-то переговариваются без слов. Потом Рене усмехнулся, тоже достал сигарету и подошел к Винсенту, чтобы подкурить.

– Давай будем честны друг с другом, ты мне нравишься, я тебе нравлюсь, - сказала Дебби.

Она погладила меня пальцем по носу, и я заметила на её коже рядом с красным ногтем желтое никотиновое пятно, а выше, на уровне сустава - тонкий белый шрам. Когда Дебби убирала руку, я увидела, что на том же уровне на остальных пальцах есть точно такие же шрамы, образующие вместе одну линию. Наверное, след от ножа. Эта мысль показалась мне очень логичной по отношению к ней. Я перехватила её руку и провела пальцами вдоль шрамов.

– Папа учил драться, перед тем как выдать мне разрешение гулять по ночам в старшей школе.

Дебби криво улыбнулась и положила руку мне на бедро, кончики её пальцев скрылись под краем моей юбки. Я понимала, к чему она ведет, и как я должна ей подыграть. Но на каком этапе Дебби собиралась перейти к рассказу их секрета, я не понимала. Сердце билось часто, как у мышки, и мне сложно было определить, что волнует меня больше всего: то, что они хотят мне рассказать или неправильность происходящего и сама Дебби.