Ночь лунного страха

Арбенина Ирина

При этом он объявил, что «все, в последний раз!».

Больше он, мол, за такую работу не возьмется. Официант сказал, что девушка не на шутку взволнована подброшенными листочками; того и гляди, устроит скандал — и тогда хозяин ресторана непременно его выгонит.

Такой поворот дел совсем Лепорелло не устраивал. Ведь подойти к ней напрямую он никак не мог.

Она была на виду. Конечно, тех, главных, уже нет в живых, но кто-то, возможно, еще остался. Его сразу узнают. Стоит ему к ней приблизиться — и все, полетит его голова с плеч!

Не подойти, не позвонить.

Поскольку скорее всего все не только проглядывается, но и прослушивается. Ведь он-то, Лепорелло, знает, как они умеют обложить человека со всех сторон, когда хотят держать его на контроле… Как волка на загоне. И щелочки не оставят, чтобы вырваться.

Почему-то Лепорелло рассчитывал, что она сразу все поймет…

Но она ничего не поняла. Сердце ничего ей не подсказало.

Написать впрямую он тоже не мог… Официант мог оказаться перекупленным, и тогда письмо попадет к ним. А так он надеялся, что если даже они увидят эти его картинки, то не сообразят, в чем дело.

Ведь они не знают, что он не выполнил их приказа…

Понять должна она. Ей сердце должно подсказать.

Ведь родное сердце не может не почувствовать, разве не так?

Парень еще раз взглянул на нарисованную схему…

Эх, кажется, он все так доходчиво изобразил! Именно ей все должно стать понятно. Ей нужно только добраться туда — и все откроется, все станет ясно, как день…

Эх, что делать-то… Как открыть ей глаза на правду?

В это время в коридоре послышались шаги. И он прислушался. Шаги были мужскими, тяжелыми… В дверь постучали. Хотя выходило, что врагов его больше нет в живых — сгорели заживо! — парень не собирался ослаблять бдительность. Поэтому, когда раздался этот неожиданный стук в дверь, он сразу взял лежащую рядом «беретту». И, осторожно пробираясь по стене — так, чтобы не попасть под пулю, если вдруг из-за двери начнут стрелять! — подкрался к порогу.

— Кто там? — негромко спросил он.

Вопрос был, в общем, лишним. Ведь он все равно не открывал никому: даже если это был кто-то из работников отеля и он узнавал голос.

— Сергей! Это я… Открой, — раздался за дверью мужской голос.

От неожиданности он опустил «беррету».

То, что он услышал, было подобно грому среди ясного неба! Этот голос… Это было невозможно — ведь Лепорелло сам его похоронил… Это был голос Хозяина!

— Да отвори же… Сейчас все объясню… — настаивал знакомый, до боли знакомый голос за дверью И он открыл дверь. Но ничего не увидел. Ибо в то же мгновение, как только Лепорелло приоткрыл дверь, яркий, ослепляющий свет и страшная, разрывающая внутренности боль заполнили — так показалось ему в это мгновение! — все пространство от земли до неба…

Он упал на пороге своего номера, заливая кровью ковер. Упал прямо под ноги своим убийцам. Их было двое…

— Контрольный будет? — спросил один из них своего подельника, того, что передергивал затвор пистолета с глушителем.

— Не надо… Сойдет и так.

— Ну, на всякий случай?

— Не стоит терять время. Я обычно не промахиваюсь.

— Уходим?

— Да.

— Аня,

вы в снах разбираетесь? — спросила Дэзи.

— О да… — Светлова улыбнулась. — А как же!

Огурцы — это к ухажерам. Деньги снятся — к уменьшению доходов. Грибы…

— А грибы — это к глюкам! — засмеялся художник Руслан.

— Правда? — простодушно удивилась Дэзи. — А у меня, кажется, глюки безо всяких грибов. Только закрою глаза — и сразу один и тот же сон. Даже не знаю точно: сон ли это? Все как будто наяву вижу. Думаю, может, я вовсе и не дремала?

— О-о! — с энтузиазмом воскликнула мадам Вронская, главный в отеле специалист по связям с потусторонними силами. — Это самые что ни на есть вещие сны!

— Это какие же?

— Ну, те, что будто наяву. Как в полусне. Когда кажется, будто на секунду лишь задремал и глаза закрыл. Ну, такие, как фараону приснился.

— Какому фараону?

— Какому-какому… Египетскому, конечно.

— Час от часу не легче… Откуда вы знаете, что ему приснилось? — засмеялся Руслан.

— Это знают все! — торжественно отчитала скептично настроенного художника мадам Вронская. — Ну, кроме вас, конечно… Сон фараона — это классика вещих снов! Сначала египетскому фараону приснились двенадцать жирных коров, а потом двенадцать тощих.

— И что?

— Ну, сначала было в Египте двенадцать урожайных лет, а потом двенадцать лет — зубы на полку, голодали.

Откровенность Дэзи потонула в оживленной болтовне — тема оказалась на редкость популярной.

— Вот мне как-то раз такое приснилось! Просто ужас какой-то…

— А что вам снится, Дэзи? — наклонившись к девушке, вполголоса спросила Светлова. — Неужели огурцы?

— Вовсе нет… — Дэзи казалась совершенно серьезной. — Понимаете, один и тот же сон. Как будто я вижу какую-то совершенно неизвестную мне местность. Ну, точно никогда прежде я там не бывала и ничего подобного не видела!

— Что за местность?

— Бескрайняя зеленая долина… Без конца и края!

Обширные луга, покрытые высокой свежей травой.

Зеленой-зеленой, даже росинки на ней видны… Кругом чудесные рощи, в которых поют птицы. Вдали в тумане видны далекие озера и реки. И по широкой дороге через эту долину идут вереницами мужчины, женщины, дети… Много-много. И будто бы лежит эта дорога в город, который тоже виден вдали. И все они идут туда! И среди этих людей, идущих к далекому городу, — мой отец. Идет, как странник, в этой веренице вместе со всеми… Но кругом почти все довольные и радостные, а он один идет понурившись. Печальный-печальный…

— О чем речь? — заинтересовался художник, прислушиваясь к рассказу своей невесты.

— Об огурцах! — коротко объяснила ему Анна. И стала прощаться с честной компанией.

Поскольку именно в этот момент в дверях холла она заметила Никиту. Чрезвычайно энергично и зазывно он махал Светловой рукой.

— Кое-что случилось! — прошипел Сыщик Анне на ухо, едва она появилась в холле.

— Да? — вздрогнула Аня. — С вашей.., подопечной? — Она с трудом подобрала слово.

— Нет.