Ночь на кордоне
Шрифт:
— Мне начхать на ваше заступничество.
— Не выдавай…
Я поднял с моста кусок черепицы и швырнул его в тёмную холодную воду. Речка в этом месте текла быстро и почти никогда не замерзала даже в сильные морозы.
— В общем, я подумаю. Посмотрю на ваше поведение.
Я украдкой подмигнул Женьке и пошёл прочь, посвистывая.
С тех пор, как я узнал, что причастен к тайной работе партизан, жить мне стало легко и радостно, я стал смелым и задиристым. Раньше я избегал мальчишек, а теперь сам искал с ними встречи, стараясь всеми силами
23. УЧИТЕЛЬНИЦА БРОСАЕТ МНЕ ПОСЛЕДНЮЮ ЗАПИСКУ. МЫ ЗАБИРАЕМ НАСТЕНЬКУ К СЕБЕ
В городе скапливались немецкие и венгерские войска. На передовой дела, по всей видимости, шли худо: немцы ходили хмурые, злые. По вечерам в тихую погоду можно было услышать глухой отдаленный гул приближающегося фронта.
В училище мальчишки собирались кучками и рассказывали шёпотом тревожные, но радостные вести.
Я не мог спокойно сидеть на уроках, вертелся за партой, заглядывал во двор полиции.
На Дарью Петровну смотрел совсем другими глазами. Какая же она молодец! Как здорово притворяется… Только сегодня она почему-то задумчивая, тихая. Не слушает ответов, смотрит неподвижными глазами на пол, словно прислушивается, зябко поводит плечами.
В конце урока в коридоре послышался топот кованых сапог, и через открытую дверь я увидел, как в кабинет директора прошёл немецкий офицер и двое полицейских в штатском. Ещё я увидел, как побледнела Дарья Петровна. Мгновение спустя в класс вбежал испуганный директор. — Дарья Петровна, — срывающимся голосом сказал он, — прошу ко мне…
Дарья Петровна встала, помедлила, обвела глазами комнату, учеников, словно прощалась, и, вздохнув, направилась к двери. Проходя мимо меня, она уронила на парту скомканную бумажку. Я тотчас придавил её локтем.
Минут десять из кабинета директора слышался неясный говор, временами — ругань, резкие выкрики. Потом хлопнула дверь, и по коридору провели Дарью Петровну. Двое полицейских крепко держали её за локти.
Ученики бросились к окнам. Сверху было видно, как нашу учительницу усадили в открытую машину, полицейские сели рядом, и грузовик покатил.
Дарья Петровна оглядывалась, придерживала рукой трепетавшие на ветру волосы.
Я сунул руки под парту и прочитал бумажку. На ней было написано всего несколько торопливых слов.
«Всё, что можно, я уничтожила. Прощайте».
Нахлобучив шапку, я стремглав побежал домой.
— Тётя Катя, Дарью Петровну арестовали! — закричал я с порога.
Тётка как раз растапливала плиту. Полено выпало у неё из рук, глаза расширились.
— Дарью Петровну… арестовали? Когда?
— Только что… На втором уроке. Посадили в машину и увезли.
— Боже мой… Боже мой… — прошептала
Она заметалась по комнате, одеваясь и лихорадочно собирая вещи, потом остановилась как вкопанная.
— Нет, — сказала она после некоторого раздумья, — бежать нам нельзя. За нами, возможно, следят. Будем ждать. Что будет…
Целый день не находили мы себе места. Прислушивались к каждому стуку, к шуму шагов на улице. Тётка не могла ничего делать, всё валилось у неё из рук.
Вечером она сказала:
— Нужно забрать Настеньку. Пропадёт она в лесу. Сходи за ней завтра.
На следующий день я отправился в лес.
Настеньку застал похудевшей, с заплаканными и запавшими глазами. Нельзя передать, как она обрадовалась мне. Так и бросилась навстречу, залепетала, заулыбалась.
— Как хорошо, что ты пришёл! — воскликнула она. — Я вся измучилась. Страху натерпелась — ужас! Целыми днями плачу и плачу. Отца уже несколько дней нет. Пошёл в лес и пропал.
Я сказал ей, что отец вернётся не скоро и что ей нужно уходить. Говоря это, я старался не смотреть ей в глаза.
Настенька собрала необходимые вещи в узелок, и мы покинули кордон.
Лохматая Жучка жалобно взвизгивала нам вслед. Настенька вернулась и спустила её с цепи. Собака радостно запрыгала вокруг нас и провожала до опушки. Потом вернулась на кордон.
С тех пор Настенька поселилась у нас. Спать ей было негде, и я отдал ей свою кровать, а сам спал на полу около плиты.
Вечерами, склонившись у коптюшки, мы читали книги, принесённые из разрушенной библиотеки, или я мастерил зажигалку, а она что-нибудь шила. С её приходом у нас стало как-то уютней и светлей. Такая уж она была добрая, ласковая.
Об отце мы ей не говорили. Тётка тайком вздыхала.
— Если ничего не удастся сделать, — говорила она, — их всех расстреляют.
24. Я СОВЕРШАЮ ДИВЕРСИЮ
Однажды тётка ушла из дому и вернулась только через два дня. В руках у неё был небольшой, но тяжёлый сверток, завёрнутый в старый платок. Отозвав меня за печку, она сказала шёпотом:
— Серёжа, есть серьёзное дело. Рискованное…
Я навострил уши.
— Какое?
— Вот эту штуку надо подложить под дверь подвала, в котором сидят арестованные. Подложить, прикрыть чем-нибудь и надавить рычажок. И всё…
Тётка испытующе смотрела на меня.
— Не смог бы ты это сделать?
— Смогу.
— А часовой? Как ты войдёшь во двор?
— Войду как-нибудь… Мы бываем там. Полицейские стреляют во дворе из автоматов по воронам, а мы перелезаем через забор и собираем гильзы. Они нас гоняют, а мы всё равно лазим. Думаю, смогу.
— Попробуй, Серёжа… Хоть и опасно и страшно, а что поделаешь… Они рисковали ради нас, и нам нужно. Будь мужчиной.