Ночь накануне
Шрифт:
— Кто это там недоволен? — взглядом снайпера, выбирающего жертву, посмотрел на студенческий строй куратор — бородатый преподаватель математики средних лет.
Недовольным был Юрик. Нет, действительно. С какой стати? Он еле на ногах стоит, мокрый до нитки, а те два орла в теплом автобусе дрыхнут. Ладно б ноги подвернули или температура была под сорок. А то напились! А ты за них лишние полчаса раком под дождем ползай! Где справедливость? Пускай завтра сами корячатся. Да и кураторы хороши. Одно дело, когда по-человечески просят, другое — вот так, в приказном порядке.
— Ну я…
Ответил
— Ты кто у нас по фамилии? — Куратор еще не успел запомнить первокурсников.
Юрик представился.
— Я не понял, — тоже без вызова спросил математик, — мы учиться не хотим?
— А при чем здесь учеба? Это же не семинар, а картошка.
— При том, вьюноша, что служба в Советской Армии — почетный долг каждого гражданина. Вопросы есть?
Юра промолчал. С подобными убедительными и, главное, логичными аргументами не поспоришь.
— Кто еще имеет возражения?
Строй безмолвствовал. Хотя ни одному из присутствующих совершенно не хотелось доделывать чужую работу.
— Я…
Юрику показалось, что он ослышался. Но по одновременному повороту студенческих голов понял, что нет. Голос раздался из соседней, машинно-механической группы. И был он не мужским.
— Кто? — переспросил математик.
— Я…
Из второго ряда строя вышла высокая девушка в такой же легкой, как у Юрика, курточке и синих тренировочных штанах. На голове белая кепочка с пластиковым козырьком и торчащим из-под нее хвостиком. Сейчас такие называют бейсболками. На ногах матерчатые кеды с налипшей грязью. И, разумеется, как и студент-корпусник, она была мокрой до неприличия.
Когда протестует один, это недоразумение, когда двое… Аргумент с отправкой в армию в случае с барышней уже не прокатывал. Но восстановить конституционный строй было необходимо. Дабы болезнь не превратилась в эпидемию.
— Как фамилия? — по-прежнему спокойно уточнил куратор.
— Алехина… — Девушка виновато потупилась, словно стесняясь своей фамилии, и часто заморгала.
— Хорошо… Можете быть свободны… Вы тоже, молодой человек. Завтра в десять подойдете к Василенко.
Василенко был замом ректора по воспитательной работе, говоря по-армейски — замполитом. И, по слухам, весьма строгим. К примеру, бумага из милиции о задержании студента, даже случайном, воспринималось им как личное оскорбление. После чего студент переставал быть студентом.
— Да, — словно вспомнив, добавил математик, — автобус предусмотрен только для тех, кто работал, Всего доброго… Начинаем!
Последняя реплика была обращена к остальной аудитории. Студенты вяло распределились вдоль борозд и заняли г-образные позы.
Юрик растерянно переглянулся с поддержавшей его девушкой. Это что ж, им теперь до города своим ходом добираться? И что значит не работали? Они ж норму выполнили! Да и на чем отсюда уедешь? К тому ж у него в кармане мок единственный пятачок на метро.
Но канючить пощады он не собирался. Начал бастовать, так иди до конца, а то не протест это, а демагогия. Потом уважать перестанут.
— Да и пожалуйста… Сами доедем. — Он повернулся к девушке: — Ты со мной?
Она молча кивнула, ибо тоже, видимо, решила идти на принцип.
Юрик сбегал
— Километра четыре до станции. Вон по той дороге. Там на электричке до Варшавского вокзала. А зачем тебе? Я же довезу.
— По идеологическим соображениям. Слава КПСС!
Он кивнул девушке, и они побрели через картофельное поле к раскисшей от дождя грунтовке.
— Тебя как звать?
— Варя… Варвара…
— Я Юра… Юрий. Как Гагарин.
Вообще-то, он обратил внимание на нее еще в автобусе, по дороге из города. Она спала на впереди стоящем сиденье, прижав голову к стеклу. И как-то по-детски улыбалась во сне. И была очень симпатичной. Во время работы Юра периодически поглядывал на сокурсницу и даже немного ревновал, когда какой-нибудь из студентов заводил с ней разговор.
Четыре километра показались ему стометровкой. Сразу исчезла боль в спине, озноб, усталость. И даже перспектива оказаться в казарме не особо пугала. Он предложил ей свою куртку, но она отказалась.
Сначала они обсуждали случившееся. Варя согласилась с Юрой, что неправильно заставлять работать людей в такую погоду, да еще таким тоном. Одно дело, когда солнышко припекает, другое, когда мокрый, как собака в проруби.
Потом переключились на учебу и жизнь. Как и он, Варя была коренной ленинградкой, жила на Васильевском острове с родителями. Варварой ее назвали в честь бабушки, погибшей в блокаду. Поступила в корабелку, да еще на «мужской» машинный факультет по настоянию отца, полжизни проработавшего инженером на Балтийском судостроительном заводе, находившемся здесь же, на Васильевском. Захотел создать трудовую династию. Мама заведовала детскими кружками в заводском Доме культуры. Сама же Варвара любила историю, думала поступать в университет, но отец убедил, что история это не профессия. Ее можно изучать и так.
Юра поведал, что живет вдвоем с мамой, отец бросил ее, когда она была беременной, поэтому он его никогда не видел. В чью честь его назвали Юрием, не знал. Мама — стоматолог в районной поликлинике. В кораблестроительный институт поступил по прозаическим соображениям. Это был ближайший технический вуз от их дома. Все-таки шесть лет ездить. Экономия времени и денег. Корабли же как таковые его не особо привлекали. В школе он увлекался химией и один раз даже сорвал контрольную, незаметно расплескав слезоточивый раствор.
— Но как же потом? — искренне удивилась Варя. — Чем ты будешь заниматься?
— Пока не знаю. Наверное, меня распределят в какой-нибудь НИИ или конструкторское бюро. У нас всех — одна дорога. К полной победе коммунизма. Прямая, безо всяких поворотов.
Далее перешли к музыке и книгам.
— А тебе нравится Лариса Мондрус? [7] — спросила Варя.
— Не очень. Я «Битлз» больше люблю. У них недавно пластинка вышла. По Би-би-си крутили. Я записать пробовал, не получилось. Глушат.
7
Лариса Мондрус — популярная эстрадная певица конца шестидесятых, уехавшая в Германию.