Ночь накануне
Шрифт:
— Про Париж тоже сочинила? — мрачно усмехнулся Пилот.
— Нет, Юрочка, нет… Я там правда была. Три дня. Накопила и съездила. Очень хотела посмотреть. И с танцами не обманула. Я хореографией занималась… До шестнадцати. Потом сказали, что мало перспектив.
«Еще бы… С такой фигуркой».
— И вообще ни с чем тебя не обманывала, ну кроме… Но я все равно буду танцевать. Уже танцую. В группе. Белли-данс. Восточные танцы. Два раза в неделю. Педагог сказала, у меня способности. Но, чтобы выступать на сцене,
— Пилот… Гражданская авиация. Вот, прилетел.
Из двери убежища выглянула официантка, пошарила глазами и, увидев Юлю, позвала ее к станку, мол, заканчивается посуда.
— Сейчас, — отозвалась та.
— У вас что, нет посудомоечной машины?
— Есть, но у нее цикл мойки большой — два часа. Не справляется. Руками быстрее. Я в перчатках мою, но все равно кожа на руках сохнет. Приходится кремом мазать.
Смешной разговор. Про посудомоечную машину. За три часа до…
— Ты каждую ночь здесь?
— Нет, два через два. Но я и в выходные по ночам почти не сплю. Привычка. Днем отсыпаюсь. Ты ведь тоже не спишь?
— По-разному… Слушай, а эта… Кристина… Подружка твоя, что ли?
— Нет… Просто знакомая. Она профессиональная танцовщица из мюзик-холла, у нас подрабатывает. Понравилась?
— Да, ничего…
— Юр… прости, пожалуйста.
Заладила… Основатель простит.
Он молча кивнул. Как говорил один его знакомый — вся жизнь состоит из обломов. И даже рождение — тоже облом. Потому что рано или поздно придется умереть.
А сегодня двойной облом. Что не может не огорчать.
— А как ты меня нашел? — наконец вспомнила Юля. — Я же не писала, что…
— Понимаешь, час назад я болтал в одном чате. Вдруг появился посетитель и заявил, что он Бог. Сказал, будто утром наступит конец света, но у нас есть шанс доказать ему, что человечество имеет право на существование. Можно отправиться в любое место и время, чтобы найти смысл жизни. Но затем вернуться и доложить. Появилась дверь, я зашел в нее и оказался здесь.
— То есть… ты… хотел спросить совета у меня? — нисколько не удивившись, спросила Юля.
— Нет. Просто захотел встретиться… Живьем.
Она опустила глаза, словно стесняясь. Конечно. Нехорошо обманывать.
— А ты гораздо симпатичней того, что на фотографии, — неожиданно сказала она, подняв голову. — Правда.
«Зато ты не гораздо».
— Я тебя таким примерно и представляла. А почему ты не мог поставить настоящую фотку?
— Потому что я жулик. Знакомлюсь с женщинами в Интернете, окручиваю, а затем прошу прислать мне денег на билет. Билет с Камчатки до Москвы стоит под тысячу долларов. Невелик
— Ты и меня хотел окрутить?
— Да.
— И почему не окрутил?
— Передумал…
Юля немного помолчала, затем негромко спросила:
— Я совсем не в твоем вкусе, да?
Признание Пилота она истолковала по-своему. По-женски.
Он повнимательнее посмотрел на нее:
— Ну не то чтобы…
— Но не Кристина, — подсказала она.
— Типа того.
Он решил, что лучше не притворяться. Какой смысл?
— Да, — вздохнула Юля, — она красивая… Очень красивая.
Сверкнула молния, осветив шпиль Петропавловки. Забарабанили первые капли, пока еще не бронебойные.
— Знаешь, я в Париже под дождь попала. Прямо на набережной Сены. В деловом районе. Забрела, пока гуляла. И, как назло, вокруг ни одной кафешки, чтобы переждать, ни магазина. Одни офисы. И зонтика не было. Иду, мокну. Вдруг меня догоняет парень. Немного похож на молодого Джо Дассена… И раскрывает надо мной зонт. Причем только надо мной. Сам под него не вставал, держал на вытянутой руке и мок. Так мы и шли, пока дождь не кончился. Потом что-то сказал и убежал. Знаешь, чего мне больше всего тогда хотелось?…
— Ну?
— Чтобы дождь не кончался… — Она повернула ладонь к небу. — А сейчас, чтобы он не начинался…
— Почему?
— Потому что это хороший повод уйти… Разве не так?
Пилот посмотрел на небо. Грозовая туча радовала размерами. Да, повод отличный. Но почему-то, словно им управлял кто-то другой, он покачал головой:
— А тебе не хочется, чтобы я уходил?… Не волнуйся, я могу остаться. Время еще есть.
И, словно проверяя искренность намерений, кто-то сверху включил воду на полную мощь.
Но они остались на ящиках. А Юля продолжала рассказ о Париже. В этом что-то было. Ночь, гроза, пивные ящики, Париж.
— Гляди заболеешь, — прервал ее Пилот, почувствовав озноб.
— Какая разница? Ведь твой бог сказал, что утро не наступит.
— А если он передумает?
— Простуда не смертельная болезнь. «Террафлю», «колдрекс», «Для нос», наконец. Аптека рядом. И потом… С чего ему передумывать? Ты разве доказал, что мы достойны жизни? Ты нашел смысл?
— Пока нет… А что бы ты ему ответила?
— Не знаю… Может, рассказала бы про нашу соседку. Она детский врач. Ей девяносто три. Что в таком возрасте надо человеку? Наверное, уже ничего. А она каждое утро ходит в свою поликлинику, чтобы лечить совершенно незнакомых детей. И завтра собирается пойти. У нее есть деньги, ей не нужно зарабатывать, но она ходит… А может… Ничего бы не отвечала… Потому что это полнейшая глупость. Искать смысл жизни вместо того, чтобы жить. Дурак твой бог.
Из подсобки второй раз высунулась официантка: