Ночь не наступит
Шрифт:
— Господин инженер занят?
— Очень и надолго, — сухо ответила Зиночка.
— Эх, а мне так нужно... — он огорченно вздохнул. — По личному вопросу.
— Ни и ни! — решительно заявила секретарша. — Сегодня господин первый инженер более не принимает, нельзя, и не просите.
Но студент был не такой уж простак во взаимоотношениях с прекрасным полом. А секретарша явно произвела на него впечатление, хотя ее блестящие серые глаза с длинными тонкими ресницами поглядывали из-под челки отнюдь не доброжелательно: он успел заметить, что короткая стрижка весьма ей к лицу; и вздернутый, хоть и лопаточкой, нос премил, а чистейшие, скошенные зубки делают ее похожей на зверька.
— Доставьте мне удовольствие!
— Что вы, сударь! — потупила взор Зиночка и снова взглянула на него из-под челки, но уже совсем иначе. — Не подумайте, ради бога, что именно вас я не хочу допустить. Вообще никого не велено. К тому же у господина инженера сегодня дурное настроение, и если вы по личному...
Далее разговор пошел совсем в другой тональности. Оторвавшись от лицезрения собственной персоны в темном старинном зеркале над камином, юная секретарша убедилась, что молодой человек в форменной студенческой куртке с синими бархатными петлицами — обладатель курносого энергичного лица с раздвоенным подбородком, может быть, излишне выступающим, но в то же время свидетельствующим о силе воли. В контраст с подбородком светлые глаза его были доверчивы и открыты, а неусмиренные вихры подтверждали: их обладатель не чрезмерно заботится о своей внешности. Приятное впечатление производили и его руки — большие, с сухими нервными пальцами, находившимися в сдержанно-беспокойном движении. И Зиночка, сведя все эти разрозненные впечатления воедино: «весьма симпатичный», — сменила неколебимость на соучастие.
Но вот дверь кабинета отворилась, и в приемную вышли бородачи-подрядчики, раскрасневшиеся и взмокшие от чаепития.
— Счастливо, господа, сообщайте о ходе работ, — проводил их до середины комнаты Леонид Борисович, на прощанье пожимая руки.
— Благодарим, благодарим, господин инженер! Беспременно уведомим! — откланялся старший, с могучими усами.
Младший же повел взглядом по комнате, по американскому бюро и восседающей за ним Зиночке и на мгновение задержался на лице молодого человека. Не столько бледно-смуглое, обрамленное русой бородкой лицо его, как странное выражение глаз обратило на себя внимание Антона. Но студент глянул на подрядчика лишь мельком. Он повернулся к инженеру и буквально остолбенел: «Не может быть!..»
И Леонид Борисович, посмотрев наконец на посетителя, свел брови и насторожился. Тут же его лицо приняло прежнее, замкнутое выражение.
Подрядчики были уже в прихожей. Выходная дверь гулко захлопнулась за ними.
— Вот, Леонид Борисович, — виновато сказала Зиночка, качнув головкой в сторону студента. — Тоже к вам.
— Я же просил. Я же сказал: не располагаю временем.
— Я и не пускала, но...
— Не пускала, — рассеянно пробормотал юноша.
— Но он целый час вас дожидался, надеялся, — вступилась Зиночка.
— Вот как? — усмехнулся инженер. — Ладно, ради вас, сударыня.
И, обернувшись к студенту, сухо сказал:
— Проводите меня до Невского, по дороге изложите ваше дело. Но после обеда я уже никого не приму.
Они вышли: инженер впереди, молодой человек за ним следом.
— Я... Я не думал, что это вы, Леонид Борисович, — пробормотал Антон, когда они оказались на улице. — Вы меня не узнали?
— Ты не обижайся, Антон, я рад тебя видеть, — сказал инженер. — Все тянешься. Уже, поди, ростом отца обогнал? Шестой семестр закончил?
— Пятый, — вяло уточнил юноша.
— Ах
Антон помедлил:
— Вас должны были предупредить... Если я не ошибся... Если вы — это... — Он замолчал, повторил про себя адрес явки. «Нет, все верно». — Я от дяди Захара.
— Ты? — теперь настал черед изумиться Леониду Борисовичу. — Погоди-ка!
Он вспомнил: несколько дней назад один товарищ из городского комитета действительно предупредил его: есть кандидатура в боевую группу — студент Технологического, выполнял партийные задания по распространению литературы, вел кружок на Металлическом. Парня рекомендует Выборгский райком. Леонид Борисович решил познакомиться со студентом лично: пусть пришлют на Малую Морскую; ищет, мол, на лето работу в «Обществе». Назначил день и час. За всеми последними событиями запамятовал. Да, именно в понедельник, в двенадцать с половиной...
— Меня предупредили, — кивнул он. — Но я не знал, что речь шла о тебе. Тем лучше. Но ты хорошенько подумал?
— Поймите, иначе я не могу!
— Меньше эмоций, — нахмурился инженер. Эта вспышка ему не понравилась. — Что не можешь? И почему не можешь?
— Я должен отомстить, понимаете! Когда я увидел его на мостовой... Когда это случилось, я места себе не находил. Будь у меня пистолет, бомба — я бы им в ноги! А потом понял: кто это они — «они»? Те, что были у института? А другие такие же останутся. Дядя Захар говорит: это с поганок шляпки сбивать, а надо вырвать всю поганую грибницу!
Они шли по Малой Морской. Улица будто вымерла. Только далеко впереди плелись прохожие.
— Ты знаешь, Антон, твой отец был моим другом еще со студенческой скамьи. Без его помощи я, может быть, и не получил бы диплом инженера... Ну да дело не в этом. Его смерть нелепа и случайна. Эти громилы черносотенцы убили бы любого, окажись он в тот миг на месте твоего отца.
— Не надо! Я хочу думать иначе!
— Нет, я не разубеждаю тебя. Просто хочу, чтобы ты понял: не только тот герой, кто совершил двенадцать подвигов Геракла, а уже и тот, кто решил бороться — пусть он и погиб в первом же бою. Ты вправе гордиться своим отцом.
Он помолчал. Продолжил:
— И твое решение — свидетельство гражданской зрелости, мужества. Но пойми — наше дело, дело большевиков движимо не местью и не ненавистью, а любовью — любовью к трудовому народу. Мы работаем не только во имя разрушения старого, а и во имя созидания нового. Поэтому любое задание партии, пусть самое будничное, очень важно для этого общего дела. И то, чем ты уже занимался, — распространение литературы, кружок — не менее ответственно, чем работа в боевой группе.
— Я понимаю. Я думал обо всем этом, но твердо решил стать именно боевиком, — сдерживая голос, с жаром проговорил студент. — Но что толку в словах? Поручите мне дело — и вы убедитесь.
И это говорит сын Владимира!.. Поглядывая сбоку на юношу, Леонид Борисович угадывал в его лице, в нетерпеливых движениях рук черты отца. Владимир Евгеньевич был так же нетерпелив. Одержимый поиском научных истин, он не хотел вмешиваться в политику. Он много преуспел в лабораториях, его имя стало известно в Европе. Владимир Евгеньевич был убежден, что одного прогресса в науке и технике достаточно, чтобы исправить мир... Почему же в тот день он оказался среди студентов на улице? Случайно? Антон думает, не случайно. Не надо разубеждать. Возможно, так оно и было, кто теперь узнает? А для сына великое счастье — чувствовать духовную общность с отцом...