Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах

Вульфович Теодор

— У тебя уже один раз было?..

— Было, — ответил хозяин.

— Он ведь и это вспомнит.

— Вспомнит.

— Теперь он не даст тебе выскочить… — сказал особняк и, показалось, как-то очень азартно сказал, словно собирался принять участие в свалке.

Странное дело — взводный все видел и удивлялся: уполномоченный СМЕРШ был от природы, видимо, не плохой малый, во всяком случае старался в батальоне не гадить. Но с годами приобрел профессиональные навыки или привычные вывихи: он одновременно был и охотник, и жертва; он всерьез побаивался офицеров разведки —

от них можно было ждать чего угодно, один Романченко чего стоил! А пуще другого он остерегался этого непонятного сборища, которое постоянно собиралось в хоромине («одно название-то чего стоило»). Он все время хотел установить с ними если не дружеские, то хотя бы добрые отношения, а с другой стороны, и он, и они не могли не знать, что уполномоченный этой структуры был обязан неустанно наблюдать за всеми и за каждым в отдельности, ни на час не выпускать их из своего поля зрения. А офицерам это ух как не нравилось. Взводному с его нетерпимостью и амбициями в особенности.

Получается заколдованный круг: «с одной стороны… с другой стороны!..» А тут нужна была информация и помощь самого особенца.

IX

«Было и быльем поросло»

А позади в действительности было вот что: давным-давно, еще в Брянском лесу сорок третьего года, стояла поздняя осень — хвойные скрипели, лиственные пожелтели и облетали… и уже почти не рвались мины… И еще живы были все… Взводного «лично» вызвал к себе заместитель командира корпуса — так величали начальника политотдела полковника Захаренко. «Срочно!» И не через штаб, а напрямую… Это что за честь такая или… На фронте командир корпуса недосягаемая фигура для взводного, «я к о Вседержитель!», а его заместители соответственно… — Архангелы!

На мотоцикле всегда быстро — он сидел за рулем, н'aрочный в коляске. Через несколько минут оба были у палатки политотдела, а н'aрочный был чуть живой, так его растрясло с непривычки.

В просторной палатке политотдела за рабочим сооружением, столешницей которого служила большущая дверь, снятая с петель в каком-нибудь особняке, сидел худой пронзительный капитан Чаклин.

— Меня вызвал начальник политотдела полковник Захаренко, — сопротивлялся взводный. — Не понимаю, товарищ капитан, почему беседу со мной ведете вы? (И не удержался) — Вроде бы пока не полковник.

— Нет уж и нет! Тут шуточками не отвертишься. Учти, что это предварительное дознание. Это протокол. А это капитан Чаклин, — он ткнул пальцем себе в грудь. — И по результатам моего дознания командование будет принимать решение.

— О чем, собственно?

— Ну и ну! Сбацали целое «Общество гвардейских офицеров», — он листал какие-то бумаги. — Да вы что, не знаете, что любое общество в нашей стране создается исключительно с разрешения высоких органов власти и партии?.. — председатель молчал. — Надо, надо отвечать…

Для лейтенанта это было полной неожиданностью, и он пытался сообразить: есть ли возможность вывернуться? Если нет — какая выволочка предстоит или, может быть, что-то похуже?..

— Нет. Не знал, — ответил наспех и небрежно.

— Вот теперь придется

узнать, — с угрозой в голосе предупредил капитан и начал размашисто и быстро писать. — А в армии?! В действующей армии!.. На фронте! Да это вообще!.. И ты учти, на каждый вопрос будешь давать четкий ответ. Ведь придумали же — такой позор сразу после присвоения гвардейского знамени!.. Молчи-молчи…

Взводный понял, что надо как-то выиграть время, и огрызнулся:

— Чего это вы мне все время тыкаете?..

— А ты меня не учи! Тоже еще Би-е-на-ппы! — есть люди, которые из любого слова могут выговорить похабщину. — Я ведь в твоей банде не состою.

— А такого и не приняли бы, — осторожно вмазал ему взводный.

— Посмотрим, как запоешь после дознания.

«Дальше фронта не пошлешь, хуже смерти не будет», — этому прыщу он сдаваться не собирался.

В палатку стремительно вошел полковник Захаренко и встал между столом и лейтенантом.

— Что за шум, а драки нет? — легко заметил он.

— Будет и драка, — парировал Чаклин со скрытой угрозой.

Захаренко сморщился и сказал шутливо капитану:

— С разведбатом в одиночку не сражаются. Они нам накостыляют.

— …по вашему приказанию явился! — подчеркнуто официально и по всей форме доложил взводный. (Его как подменили, и от привычной фронтовой сутулости не осталось и следа — стоял, как свеча!)

— О-о! — выкрикнул радостно капитан Чаклин. — Он, как Господь Бог, не «прибыл», а «явился»! — это была старая армейская придирка.

Взводный знал ее, пробурчал в ответ что-то не такое уж лестное.

— Что-что?.. — переспросил Чаклин.

— Уж во всяком случае «не приполз», — четко выговорил взводный.

— Ну, что я тебе говорил? — все еще пытался подшучивать Захаренко, но лейтенанту не нравилось, что полковник мягчит и как бы на равных разговаривает с Чаклиным. — Давай это дело разгребать вместе. Вы, товарищ капитан, пока займетесь своими делами, а я с ним тут… Сам попробую.

— Но-о-о мне было приказано…

— Исполняют последнее распоряжение… И приказа на дознание еще нет. Идите.

Капитан был явно недоволен, но вышел.

— Чего это вы тут раскричались? С опушки слышно, — спросил полковник Захаренко.

— Да-а… — лейтенанту не хотелось объяснять.

— Значит, «общество»? Да я, правду сказать, такого и не слыхивал. — И добавил, хмыкнув: — Со времен декабристов. — Он явно пребывал в недоумении. — Вы как, Северные будете или Южные?

А председатель, уже изрядно вздрюченный капитаном, лихорадочно соображал, что следует делать и куда могут повернуться оглобли.

— Сколько же вас в этом обществе? Придумать ведь… — Захаренко и сам выглядел несколько обескураженным. Но он не подъелдыкивал, как капитан Чаклин, не проявлял враждебности, и взводный произнес довольно покорно:

— Товарищ гвардии полковник, что за это полагается?

— Смотря кому.

— Ну мне, например. Дисциплинарное или дальше покатится?

— Откровенно говоря, идет разбор, пока и я не знаю.

— Тогда извините, товарищ полковник, я на ваш вопрос отвечать не могу.