Ночь одиночества
Шрифт:
Я посмотрел на часы и вспомнил, что хотел купить еды для Вельды да забыл. Затем спустился вниз и закусил сам. Когда я закурил после еды и стал обдумывать новую информацию, что-то начало складываться в моей голове, какая-то мысль рвалась наружу, но я никак не мог ее поймать. Наконец я решил больше не напрягаться, оплатил счет и вышел на улицу. В кинотеатре в соседнем доме светилась афиша нового фильма, и я заглянул туда. Меня надолго не хватило, проснулся, когда фильм стали показывать уже по второму разу. Я посмотрел на часы и поспешил уйти.
Клуб “Обо” был всего лишь второразрядной забега-, ловкой
Я немного знал главного официанта, к тому же было еще довольно рано, и мне без труда удалось получить отдельный столик. В баре толклись в основном те, кто после работы зашел выпить на дорожку.
Я сел и заказал виски с содовой и льдом. Этель появилась в сопровождении двух официантов, когда я допивал четвертую порцию.
Один усадил ее в кресло и, поклонившись, удалился, другой принял плащ и повесил на спинку соседнего кресла.
— Поедим? — спросил я.
— Прежде хочу выпить то же, что и ты. Я подал знак официанту и сделал заказ.
— Как твои дела?
— Прекрасно, — ответила она, — даже лучше, чем ожидала. Получила больше, чем в прошлый раз.
— Товарищи будут гордиться тобой. Она оторвалась от выпивки и посмотрела на меня с нервной улыбкой.
— Я... надеюсь.
— Они обязаны. Ты раздобыла кучу денег.
— Каждый должен стараться делать то, что может. Она говорила бесцветным голосом, словно автомат. Затем подняла стакан и сделала большой глоток. Подошел официант, принял у нас заказ и принес еще две порции виски.
Я попытался продолжить тему нашего разговора:
— А ты когда-нибудь интересовалась, на какие цели все это идет?
— Ты имеешь в виду... деньги? — Я утвердительно кивнул. — Зачем? Нет, не интересовалась. Об этих вещах думают другие, моя задача доставать деньги. — Она нервно прикусила губу и опустила голову к тарелке.
Я настойчиво продолжал тему:
— Если бы я был на твоем месте, мне бы было любопытно. А как ты думаешь, куда они могли бы идти?
В этот раз я увидел страх на ее лице. Он появился в глазах и складках рта, а вилка застучала, выбивая дробь на краю тарелки.
— Пожалуйста...
— Ты не должна бояться меня, Этель. Я совсем не такой, как другие. Ты должна знать это. Выражение ее лица немного изменилось.
— Я не могу понять тебя... Ты такой разный. Это как-то...
— Скажи мне, что ты думаешь по поводу денег. Мы имеем право быть в курсе партийных дел. В конце концов, разве это не партийный принцип, когда все служат общему делу и все равны? Если это так, то ты должна знать все про всех, чтобы следовать этому принципу.
— Да, это так. — Она немного расслабилась и улыбнулась. — Понимаю, чего ты хочешь. Думаю, большая часть денег идет на финансирование школ и на пропаганду. Потом, существует масса мелких статей расхода, например, канцелярские товары, содержание наших помещений и тому подобное.
— Пока все правильно. Ну а на что еще?
— Мне не очень хорошо известно остальное, у меня только эта информация.
— Ты
— Насколько мне известно, он работает служащим в универмаге, а разве не так?
Я кивнул, словно мне было хорошо это известно.
— Тебе приходилось видеть его машину? Этель нахмурилась:
— Да. У него новый “паккард”, а что?
— Видела его дом?
— Да, была там дважды, — ответила она. — Большой дом в фешенебельном квартале.
— И все это на зарплату обычного служащего универмага?
Лицо ее побледнело. Она подняла стакан и отпила довольно много, стараясь не смотреть мне в глаза. Пришлось сказать, чтобы она не прятала глаза, и, когда она взглянула на меня, я увидел в них страх. Этель боялась меня. Я попытался улыбнуться ей, но безрезультатно. Пытался успокоить ее, но мои слова падали, как в пустоту. Она говорила со мной и даже рассмеялась одной моей шутке, но по-прежнему страх стоял в ее глазах, и она никак не могла от него избавиться.
Наконец я предложил ей сигарету и спросил о времени встречи с Глэдоу.
— В девять часов, — ответила Этель.
— Тогда нам пора. Чтобы добраться до Бруклина, нужно время.
— Хорошо, — согласилась она.
Я подозвал официанта и расплатился за обед. Когда мы проходили мимо столиков и бара, половина голов обернулась в нашу сторону. Я поймал пару завистливых мужских взглядов, как бы говорящих: “Счастливчик, у тебя такая девушка!” Я полностью разделял их мнение.
Нам пришлось немного подождать, пока с клубной стоянки был подан ее автомобиль. Было пятнадцать минут девятого, когда мы влились в поток машин на главной улице. Этель сидела за рулем, сосредоточив все свое внимание на дороге. Она молчала, отвечая кратко на мои вопросы. Наконец я понял, что разговаривать с ней сейчас бессмысленно, включил радиоприемник и, откинувшись на спинку сиденья, надвинул шляпу на глаза.
Только после этого, как мне показалось, она немного расслабилась. Дважды она поворачивала голову в мою сторону, но мне не удавалось поймать ее взгляд. Страх. Всегда страх. Зеленые карточки и страх. Ужас на лице девушки на мосту: непонятный страх, когда она взглянула на меня. Страх такой сильный, что толкнул ее с моста в реку навстречу смерти.
Не забыть бы спросить Пата о теле, его должны бы были уже найти.
Улица, как и в прошлый раз, была темной, вонючей и заброшенной. Человек в армейской куртке, как всегда, стоял у дверей, явно наслаждаясь тишиной ночи. Меня проверили так же тщательно, как и в прошлый раз, хотя явно узнали. Я показал свою карточку перед дверью, затем еще раз той же самой девушке за столом. В этот раз она заметно волновалась, сверяя карточку, а моя улыбка почему-то ее напугала.
Генри Глэдоу ходил по комнате, когда мы вошли. Увидев нас, он остановился и бросился с распростертыми объятиями.
— Добрый вечер, добрый вечер, товарищи! — И, обращаясь уже ко мне, сказал:
— Счастлив вновь видеть вас, товарищ. Это такая честь.
— Есть какие-нибудь новости? — спросил я, нахмурив брови.
— Конечно. Мы все очень обеспокоены, вы знаете.
— Да, знаю, — подтвердил я.
Этель передала ему конверт и, извинившись, отошла к двум студентам, которые сидели за столом и разбирали какие-то бумаги.