Ночь Охотника

Сальваторе Роберт Энтони

– Зовите всех из рудников, – приказал Стокли. – И еще велите Жирному Горину приготовить нам королевский пир!

– Ура! – заорали дворфы, как орут все дворфы, когда подворачивается повод для возлияний.

Ни один дворф, присутствовавший в ту ночь на праздновании возвращения короля Бренора, до самой смерти не мог забыть этого.

Дворфы гордятся своим умением рассказывать истории, эпические приключения, перемежаемые печальными сказаниями о давно утраченных землях и горах золота, героических подвигах, всегда с грустным концом.

Но в них проскальзывает надежда, что в следующий раз – да, всегда в следующий – приключение приведет их в лучшее место.

Древних несен было столько, столько сказаний о рудниках и городах, которые предстояло найти и вернуть, что празднование возвращения короля Бренора в ту ночь в закопченных залах под горой в Долине Ледяного Ветра началось как обычная пирушка; и лишь немногие из присутствовавших понимали, что скоро это превратится в необычный пир.

Но даже они недооценили дворфов.

Потому что в тот миг, когда он взобрался на стол, представил своих друзей и в зале еще раздавались восторженные возгласы, король Бренор увел ребят Стокли за собой в неведомые края. Его песня была не жалобой, не рассказом о потерянном королевстве. Нет, только не в ту ночь. В ту ночь король Бренор говорил о вечной дружбе, о верности и преданности, о цели более великой, чем личная жизненная цель одного дворфа.

Он рассказывал об Ируладуне и проклятии, которое он собирался превратить в божественный дар. Он открыто признал перед своими подданными свою ошибку, состоявшую в том, что он не отправился в Дом Дворфов, и попросил у них прощения, и все до единого простили его. Он говорил о Мифрил Халле, об Адбаре и Фелбарре, о короле Коннераде и Эмерусе Боевом Венце, о сыновьях-близнецах короля Харбромма, которые правили в Адбаре. Он говорил о Серебристых Болотах и королевстве орков, создание которого оказалось ошибкой.

И он вернулся к истории Гаунтлгрима, к клану Делзун, к его наследию, ко всему, что было прежде, и ко всему, что должно было возродиться.

Он говорил не о том, что могло бы быть, но о том, что должно было произойти.

И он был королем Бренором, живой легендой, и поэтому, когда он сказал все это, дворфы клана Боевого Топора поверили ему, и когда он сказал, что так должно случиться, они решительно согласились.

Поднимали кубки, провозглашали тосты и снова поднимали кубки.

– Ох уж эти дворфы, им только дай повод, – заметил Реджис, который сидел в дальнем углу рядом с Вульфгаром.

Вульфгар криво усмехнулся и сказал с лукавой ухмылкой:

– Живем только один раз.

– Два раза, – поправила его Кэтти-бри и уселась на стул между ними.

– Точно, – согласился Вульфгар. – И, кажется, некоторые только на второй раз понимают, что следует радоваться жизни.

Реджис и Кэтти-бри с интересом посмотрели на него, потом переглянулись и пожали плечами.

– Ты знаешь, что когда-то я любил тебя, – произнес Вульфгар, и на лице Кэтти-бри отразились сострадание и печаль.

– Только не это, – прошептал Реджис.

– Любил искренне, всем сердцем, – сказал Вульфгар.

– Вульфгар… – Женщина

отвела взгляд, словно искала повод сменить тему.

Но Вульфгар упрямо продолжал:

– Я просто хотел, чтобы ты это знала.

– Я знаю… я знала, – уверила она его, взяла за руку и пристально взглянула ему в глаза, а он, в свою очередь, посмотрел на нее, и на губах его появилась широкая ухмылка.

– Мое сердце больше не болит, – признался он.

Кэтти-бри снова взглянула на Реджиса, но ни она, ни хафлинг не могли найти подходящего ответа.

Вульфгар рассмеялся.

– Неужели я пропустил более интересную историю, чем та, которую в очередной раз рассказывает Бренор? – спросил Дзирт, подходя к столу.

– Нет, – сказала Кэтти-бри.

– Ты пропустил извинения, друг мой, – произнес Вульфгар.

Дзирт сел на стул напротив Кэтти-бри.

– Извинения?

– Я просто говорил твоей жене о том, что моя любовь к ней была настоящей и искренней.

– И до сих пор остается, так? – спросил Дзирт.

Вульфгар снова рассмеялся от души, и в смехе этом не было ни малейшего следа иронии или сожаления.

– Конечно, – подтвердил он. – Да! А как же может быть иначе?

На лице Дзирта не дрогнул ни единый мускул.

– Взгляни на нее! – воскликнул Вульфгар. – Она прекрасна, словно рассвет, нежна, словно закат, и обещает мир и покой тому, кто рядом с ней. Ты хотел бы, чтобы я солгал и сказал тебе, что в моем сердце не осталось любви к прекрасной Кэтти-бри? От этого тебе стало бы легче путешествовать вместе со мной?

– Да, – выпалила Кэтти-бри в тот же миг, когда Дзирт страстно воскликнул:

– Нет!

Дзирт и Кэтти-бри повернулись друг к другу, и вид у обоих был такой, как будто их ударили по лицу холодным мокрым полотенцем.

– Я не собираюсь лгать ради того, чтобы сделать наше путешествие более приятным, – заявил Вульфгар. – Разумеется, я ее люблю. Всегда любил и всегда буду любить.

– Вульфгар… – начала было Кэтти-бри, но он продолжал, словно не слыша ее слов:

– И я всегда буду любить его, глупого дворфа, который подарил мне жизнь из милосердия, хотя всегда отрицает, что ему присуще милосердие. И тебя, – добавил он, глядя на Реджиса. – Когда-то я прошел до самого края Фаэруна, чтобы найти тебя, и сделал бы это снова, с песней на устах, и если бы погиб при этом, то счел бы это хорошей смертью! – Обернувшись к Дзирту, он протянул ему свою огромную лапищу, и Дзирт взял ее. – А ты, мой брат, мой друг, – обратился к нему Вульфгар. – Ты боишься моей любви к твоей жене?

Дзирт долго, пристально всматривался в глаза Вульфгара, и на губах его медленно появилась уверенная улыбка.

– Нет.

– Я никогда и ни за что на свете не предал бы тебя, – сказал Вульфгар.

Дзирт кивнул.

– Никогда, – повторил Вульфгар. Затем оглянулся на Кэтти-бри. – И она тоже, разумеется, но ты и без меня это знаешь.

Дзирт кивнул.

– Ты сказал «во второй раз», – заговорила Кэтти-бри, привлекая их внимание. – Что ты узнал?

Вульфгар взял ее руку, поднес к губам и легко поцеловал.