Ночь оракула

Остер Пол Бенджамин

— И все-таки почему они вышли на меня, не понимаю.

— Кому-то нравится, как ты пишешь. Может, Бобби Хантеру, может, его курьеру. Это не столь уж важно. Главное, они пошлют тебе чек, в качестве жеста доброй воли. Ты потратил свое время, пусть даже и без контракта, и они хотят тебя отблагодарить.

— Чек, говоришь?

— Знак внимания.

— И во сколько же они оценили свое внимание?

— Тысяча долларов.

— Тоже неплохо. Мой первый гонорар за долгое I время.

— А Португалия?

— Ах да, Португалия. Как я мог забыть!

— Могу я спросить, как подвигается твой

новый роман?

— Так себе. Может, кое-что и сгодится. Роман в романе. Есть кое-какие мысли, уже хорошо.

— Дай мне пятьдесят страниц, Сид, и я выбью для тебя контракт.

— Мне еще никогда не платили за полработы. А если я дальше пятидесятой страницы не продвинусь?

— Дружище, куй железо, пока горячо. Тебе нужны деньги? Я постараюсь их добыть. Такая моя работа.

— Мне надо подумать.

— Ты знаешь, где меня найти. Надумаешь — позвонишь.

Положив трубку, я решил достать из стенного шкафа свое осеннее пальто. После того как лопнула затея с «Машиной времени», надо было придумывать что-то новенькое, и моцион на свежем воздухе мог прийтись кстати. Не успел я, однако, закрыть за собой дверь, как снова зазвонил телефон. Бог с ним, решил я, но, подумав, что это может быть Грейс, поспешил на кухню и на четвертом звонке схватил трубку. Это был Траузе — вот уж не вовремя. Уже второй день я безуспешно пытался заставить себя признаться в совершенном преступлении — потере его рукописи, так что сейчас, лихорадочно собираясь с мыслями, я никак не мог вникнуть в суть его слов. Оказывается, Элеонора и ее муж разыскали-таки Джейкоба и даже поместили его в клинику для наркоманов — «Смизерс», в районе верхнего Ист-Сайда.

— Ты слышал, что я сказал? Реабилитационная программа рассчитана на двадцать восемь дней. Это уже кое-что.

— Ммм, — промычал я в ответ. — Когда они его нашли?

— В среду вечером, когда ты был у меня. Им пришлось попотеть, чтобы его туда взяли. Дон знает кого-то, а тот еще кого-то… в общем, обошлось без обычной бюрократии.

— Дон?

— Муж Элеоноры.

— Ну да. Муж Элеоноры.

— Сид, с тобой все в порядке? Ты, кажется, витаешь в облаках.

— Почему? Дон, муж Элеоноры. Я весь внимание.

— Я хочу попросить тебя об одолжении. Надеюсь, ты не против.

— Я не против. Что надо сделать?

— Завтра суббота, с двенадцати до пяти клиника открыта для посетителей. Было бы здорово, если бы ты к нему зашел. Ненадолго. Элеонора с Доном не могут, они у себя на Лонг-Айленде. Все, что надо было, они сделали, и на том спасибо. Мне надо убедиться, что он не передумал. Это ведь добровольная программа, они там даже дверей не запирают. Будет обидно, если после всех наших усилий он оттуда сбежит.

— Почему бы тебе самому не поехать? Ты как-никак отец. Я ведь его толком не знаю.

— Он со мной принципиально не разговаривает. А когда забывает про свои принципы, начинает вешать мне лапшу на уши. Если бы из этого мог выйти какой-то толк, я бы приковылял туда на костылях, но, поверь, это бесполезно.

— А с чего ты решил, что со мной он захочет разговаривать?

— Ты ему нравишься. Почему — не спрашивай, просто он считает тебя клевым чуваком. Это цитата. «Сид — клевый чувак». Может, потому, что ты так

молодо выглядишь. Может, запомнил, как ты с ним обсуждал его любимых горлопанов.

— «Мозговой оргазм», панк-группа из Чикаго. Однажды мой старый приятель прокрутил мне парочку их песен. Не бог весть что. По-моему, они распались.

— По крайней мере, ты знал о такой группе.

— Это был мой самый долгий разговор с Джейкобом — минуты четыре.

— Совсем неплохо. Если завтра он тебе уделит четыре минуты, это будет большое достижение.

— Может, мне взять с собой Грейс? Она знает его гораздо дольше.

— Исключено.

— Почему ты так говоришь?

— Джейкоб ее презирает. Он не может находиться с ней в одной комнате.

— Нет такого человека, который бы презирал Грейс. Разве что настоящий псих.

— Мой сын считает иначе.

— Первый раз об этом слышу.

— Это давняя история. Ему тогда было три года, а Грейс, соответственно, на десять больше. Мы с Элеонорой были уже в разводе, когда Билл Теббетс пригласил меня провести пару недель в его загородном доме в Виргинии. Было лето, и я прихватил с собой Джейкоба. Со всеми маленькими Теббетсами он быстро подружился, но всякий раз, когда появлялась Грейс, он щипал ее или швырял в нее чем попало. Раз схватил игрушечный грузовик и саданул изо всех сил по колену. Вся комната была в крови. Врач, к которому мы ее отвезли, наложил десять швов.

— Я знаю этот шрам. Грейс мне рассказывала о его происхождении, но что это Джейкоб, промолчала. Один, говорит, мальчишка.

— Он сразу ее возненавидел, с первой минуты.

— Наверно, увидел, как ты ее любишь, почувствовал соперницу. В три года дети — существа иррациональные. Слов они еще знают мало, и свою злость вымещают с помощью кулаков.

— Возможно. Но у него это с возрастом не прошло. В Португалии, года через два после смерти Тины, были безобразные сцены. Я купил там домик на северном побережье, и Элеонора на месяц прислала его ко мне. В четырнадцать лет он уже знал все слова, какие полагается. Грейс тоже оказалась там. Она закончила колледж и в сентябре должна была приступить к работе в издательстве «Холст и Макдермотт». В июле она прилетела в Европу, чтобы походить по музеям. Амстердам, Париж, Мадрид. Оттуда она отправилась поездом в Португалию. Мы не виделись больше двух лет, так что нам было о чем поговорить, но тут объявился Джейкоб и устроил ей бойкот. Он бормотал сквозь зубы какие-то угрозы, делал вид, что не слышит, когда она к нему обращалась. Пару раз опрокинул на нее тарелку с едой. Я его предупреждал. Еще что-нибудь такое выкинешь, и я тебя отправлю назад к матери и отчиму. И он выкинул, и я отправил его самолетом в Америку.

— Что он сделал?

— Плюнул ей в лицо.

— Господи.

— Мы втроем нарезали овощи к ужину. Грейс сказала что-то малозначительное, уже не помню что, но Джейкоба это задело. Он размахивал ножом перед ее носом и называл сучкой и идиоткой. Тут она вспылила, а он плюнул ей в лицо. Слава богу, не пырнул ножом.

— И с этим человеком я должен вести душеспасительные беседы? По-моему, ему надо дать хорошего пинка под зад.

— Боюсь, у нас этим и кончится. Так что лучше езжай к нему ты.