Ночь печали
Шрифт:
— Нет! — крикнула она. — Нет!
Замахнувшись свободной рукой, она выбила оружие из руки нападавшего. Оно упало на пол.
Вздрогнув, Кортес проснулся.
— Что? Что случилось?
— Лапа Ягуара, что ты здесь делаешь? — охнула Малинцин, переходя на язык майя.
Схватив нож Лапы Ягуара, Кортес перерезал веревку, удерживавшую Малинцин рядом с ним, и, ударив Лапу Ягуара в лицо, прыжком поднялся на ноги. Схватив Лапу Ягуара за руки, он завел их ему за спину, а затем боднул индейца в голову. Повалив Лапу Ягуара на пол, Кортес уселся ему на живот, прижав его руки к полу.
— Что ты здесь делаешь? Что происходит? Донья Марина, с тобой все в порядке?
— Да, я в порядке. —
Встав с пола, Кортес пнул Лапу Ягуара ногой. У Малинцин стучали зубы, и она чувствовала, как по ее телу разливается жар. На ней были уипилли и куитль, так как Кортес в спешке не стал ее раздевать.
— Зажги свечи и перемешай угли.
В небольшом камине еще тлели угли. Руки Малинцин дрожали. Она взяла кочергу, прислоненную к стене, и перемешала угли, а раскаленным краем кочерги зажгла свечи, стоявшие в стенных нишах.
— Итак, что же мы видим?
Кортес посмотрел на мясника с заячьей губой. Глаза майя остекленели, как будто он смотрел внутрь себя, не воспринимая окружающий мир.
Малинцин начала плакать.
— Ради бога, сейчас не время рыдать. Этот негодяй пытался убить меня, донья Марина, представляешь? ?Puede usted imaginar? Позови охрану, Христа ради.
— Лапа Ягуара, ты ведь никого не пытался убить, правда? — спросила Малинцин.
— Донья Марина, делай, что я говорю! — крикнул Кортес.
— Это ошибка. Он не хотел…
— Помогите! — завопил Кортес. — Кто-нибудь, идите сюда! Помогите! Переведи это на ацтекский, Малинцин, и поторопись.
Малинцин услышала топот сандалий по каменному полу, и вскоре в комнату ворвались охранники Моктецумы. Пятеро из них схватили Лапу Ягуара и рывком подняли на ноги.
— Этот раб, — сказала Малинцин на науатль, — вошел не в ту комнату. Он не хотел никому причинить вреда. — Голос у нее срывался.
— Что ты говоришь, донья Марина? — Кортес не понимал ее слов, но знал, что она лжет.
— Этот бедняга заблудился, — продолжила она на науатль, а затем повернулась к Кортесу. — В детстве, Кортес, я ходила во сне. Я даже выбиралась из дома. Нужно осторожно обращаться с людьми, которые ходят во сне. Отец, бывало, приводил меня обратно на циновку и растирал мне ноги. Проснувшись, я ничего не помнила.
— Этот человек собирался убить меня, донья Марина. — Вялый член Кортеса выглядывал из-под его грязной рубашки. — Я наблюдаю за этим мерзавцем уже давно и знаю, что ничего хорошего он не замышляет. Он злобный, подлый и пытается укусить руку, кормящую его. Он не отличает зло от добра. Он мясник, убийца. — Волосы на голове Кортеса стояли дыбом.
— Но он не хотел этого делать, Кортес! Подумай о пульке и кактусе. Иногда люди не понимают, что делают. Пожалуйста, отпусти его.
Один из охранников подошел к ней поближе.
— Желает ли Малинцин, чтобы мы забрали его в тюрьму? Нам нужно будить императора?
— Нет-нет, не будите его, — ответила она на науатль. — Это недоразумение. Парень вошел не в ту комнату.
— Желает ли Малинцин освободить его? — спросил охранник.
Все стражники глазели на нее. Во время аудиенции с Моктецумой волосы на голове у Малинцин были скромно уложены и закреплены двумя дисками, но сейчас они растрепались, а одежда была в беспорядке.
— Но ты ведь не хотел причинить нам зла, правда, Лапа Ягуара? — спросила Малинцин на языке майя.
В глазах Лапы Ягуара сверкнула ненависть.
— Ты просто шел в кухню и заблудился, не правда ли, Лапа Ягуара?
Судя по его виду, если бы у него сейчас не были связаны руки, он бы задушил Малинцин.
— Агильяр! — крикнул Кортес. — Исла! Берналь Диас! Альварадо! Нуньес! Отец Ольмедо! Франсиско!
— Франсиско мертв, — сухо заметила
— Офицеры, на помощь! Почему никто сюда не идет?!
Первым прибежал Исла, сжимая в руке обнаженный меч. Он готов был услужить Кортесу.
— Этот негодяй, каналья, он пытался убить меня, Исла, а Малинцин умоляет его отпустить.
— Может быть, она с ним в сговоре? — предположил Исла.
— Кортес, смилуйся! — взмолилась Малинцин.
— Бог милостив, но не я.
— И это правильно, — согласился Исла.
— У Лапы Ягуара ничего нет. Он совершенно безобиден. Отпусти его.
— Чтобы он опять попытался убить меня?
Стражники нервно переминались с ноги на ногу. В комнату вбежал Агильяр.
— Ах, Агильяр, наш славный малый, потерпевший кораблекрушение! Какое наказание полагается убийце?
Агильяра разбудили как раз в тот момент, когда он впервые за долгое время уснул. Ему снилось, что он на корабле, крепком корабле в спокойных водах, но где-то вдалеке сгущаются тучи. Когда он в последний раз был на настоящем корабле в открытом море, внезапно начался шторм. Волны, высокие, словно церковь, били по палубе, будто мечи. Животные на борту вопили, как женщины, а матросы молились Спасителю. Но море никому не повиновалось, и ничто не могло остановить его. Иссиня-черная волна налетела на корабль и перевернула его. Агильяра смыло с палубы и отнесло далеко от остальных. Тьма небес и воды была столь непроницаемой, словно Агильяра отбросило в те времена, когда Бог еще не произнес: «Да будет свет!» Казалось, ему суждено умереть в одиночестве и пустоте, и он не видел ни пяди земли, чтобы взойти на нее. Ему едва удавалось держать голову над водой. Он чувствовал, что тонет, но сопротивлялся, пытался поплыть, беспорядочно бил по воде руками. Утонуть — это ужасно. Он представлял, как пузырьки воздуха будут подниматься над его телом, а само тело пойдет ко дну, словно брошенная бутылка, и рыбы сожрут его плоть. И тут, отбросив все эти страхи, он внезапно успокоился. Он был уверен в том, что сейчас умрет, и потому перестал сопротивляться, покорившись смерти. Ну же, где ты, смерть, я готов. Не все еще было завершено в его жизни. Все находилось в беспорядке, но это уже не имело никакого значения. Мелочи не имели никакого значения. Его уже ничто не волновало. В этот момент он увидел большую доску, проплывавшую прямо рядом с ним. Ухватившись за доску, он обвил ее руками и ногами. А затем он заметил светлую полосу песка в темноте.
— Но вы живы, команданте, — сказал Кортесу Агильяр.
Лапа Ягуара был не очень-то приятным парнем, но он представлял небольшую угрозу, меньшую, чем даже Куинтаваль.
— Мне едва удалось выжить! — воскликнул Кортес. — Донья Марина спасла меня.
— Я лишь подняла руку, и нож упал. Я никого не спасала.
— Нет, спасла.
После кораблекрушения, как только Агильяр смог поднять голову с влажного песка, он принялся искать других выживших. Раздувшиеся трупы матросов подносило к берегу, словно связки поленьев, обломки корабля качались на воде, будто детские игрушки. Агильяр сделал себе домик из пальмовых веток, с лихорадочным восторгом обсасывал лапы крабов, а через три дня увидел женщину на берегу, собиравшую водоросли. Тогда он подбежал к ней и с того момента уже не знал, что делает, потому что он никогда не спал с женщиной и радовался тому, что видит живого человека, а так уж случилось, что это была женщина. Он не осознавал своих действий. С того времени, со времени его рабства, которое он воспринимал как справедливое наказание, он мог понять любой, даже самый отчаянный поступок. Просто на тебя что-то накатывало из самой глубины души, предопределяя исход событий, в то время как все могло сложиться по-другому.