Ночь последнего дня

Полякова Татьяна Викторовна

— Уверен, вы не раз пожалели о своем решении. Тюрьма не место для такой девушки.

— Наверное. Но там таких, как я, предостаточно.

— Мне было интересно знать, как судьба свела вас с Полозовым. Послушаете мою версию? — спросил он.

— Конечно, вы так увлеченно рассказываете.

— Вам известно об убийстве жены господина Долгих?

— Мне и о самом Долгих ничего не известно.

Рогозин пропустил мою реплику мимо ушей и продолжил:

— Довольно запутанная история, с очень интересной предысторией. Не возражаете, если я закурю?

— Ради бога.

— Так вот. Предыстория такова: господин Долгих состоял в гражданском браке с родной сестрой своего друга и компаньона. Несколько

лет они с господином Приходько наживали капиталы совместными усилиями, но потом, по слухам, что-то не поделили. Причем борьба разгорелась нешуточная, хоть и подковерная, то есть скорее тайная, чем явная. Господин Долгих в этой борьбе преуспел и оттяпал себе долю компаньона. Правда, ему повезло: компаньон к тому моменту сел в тюрьму за убийство собственной сестры, а его жена и дочь погибли в автокатастрофе, совсем как наш Борис. Приходько вину на суде не признал, и нашлись люди, готовые ему поверить, но, как всегда, доказательства были не на его стороне. Господин Долгих, кстати, утверждал, что отношения между братом и сестрой складывались из рук вон плохо, брат обвинял ее в предательстве и даже требовал, чтобы она совершила преступление: похитила у гражданского мужа важные бумаги. Как женщина порядочная, она требования брата с негодованием отвергла, чем и вызвала его лютую злобу, ну и под горячую руку… Такое между родственниками не редкость, а тут еще улики, то да се… Короче, мужик сел. Хотя на эту историю можно взглянуть и по-другому. Особенно после внезапного исчезновения начальника службы безопасности. Он исчез, а через некоторое время его труп был обнаружен в нескольких километрах от города в сгоревшем доме. И знаете, что интересно? Дом тот принадлежал прадеду вашего возлюбленного Павла Тимофеева. Дом после смерти владельца никто оформить не потрудился, но при желании докопаться, кто хозяин, несложно. У господина Долгих такое желание, скорее всего, возникло.

— Зачем же ему расправляться с начальником собственной службы безопасности? — удивилась я. — Ведь вы намекаете, что труп этого дяди появился там с его благословения?

— Намекаю. Избавиться от него у Долгих нашлось даже несколько причин. Тот был в чересчур хороших отношениях с Приходько, и одного этого уже достаточно на фоне военных действий между бывшими компаньонами. Вскоре начальник службы безопасности лишился доли в бизнесе — весьма ощутимой, надо сказать, — и наконец вообще вылетел с работы. Согласитесь, вещь малоприятная.

— Но прятаться-то ему зачем? — спросила я. Разговор очень меня заинтересовал, и я боялась, что Рогозин его прервет, так и не ответив на мучившие меня вопросы.

— Возможно, он кое-что знал об убийстве жены Долгих. Поговаривали о камере слежения, которую шустрый начальник охраны установил в кабинете шефа, где и произошло несчастье.

— То есть камера запечатлела момент убийства, так? Вот уж настоящий подарок для следствия!

— Еще бы. Вот только к следователям кассета не попала. Аппаратуры вообще не оказалось, когда мы приехали.

— Пленку успели изъять? Приходько спасал своего дружка?

— Возможно… Жену Долгих характеризовали как исключительно порядочного человека. Детский врач, известный в городе…

— А муж наркотой торгует.

— Она могла об этом не знать. До определенного момента. До того самого, когда наметились разногласия между родственниками. Оба наверняка желали видеть в ней союзника.

— Она предпочла мужа, и брат ее убил?

— Официальная версия не всегда отражает истину. Через некоторое время начальник службы безопасности исчезает, а потом обнаруживают его труп. Следы кассеты теряются. Если она была, конечно, — добавил он, внимательно глядя на меня. — Теперь вернемся к вашему бывшему возлюбленному. Каким образом господин Орешин попал в его дом?

Возможно, случайно. Почему бы и нет? Дом стоит в лесу, практически заброшенный… Но оказывается, у вашего друга были проблемы — страсть к легкой наживе его не оставляла, и оттого проблемы не раз возникали. Так вот, решить их ему как раз и помогал господин Орешин, состоявший в родстве с его матерью. Четвероюродный брат не бог весть какая родня, но они испытывали друг к другу самые добрые чувства. И когда у самого Орешина возникли проблемы…

— Он обратился к Пашке? — подсказала я.

— Согласитесь, вполне логично. Вот тут в моем повествовании появляетесь вы с подругой. Как раз тогда закончился ваш срок, и вы возвратились в город. И принялись за розыски возлюбленного. Но у него очередные неприятности, он скрывается, и найти его оказывается не так просто.

— Точно. Я его и не нашла. За все эти годы ни разу не видела. Но хотела бы. У меня накопилось, что сказать ему.

— Не сомневаюсь. О доме в лесу вы наверняка знали. Чудесное место для уик-энда. Романтическое.

— Я вам больше скажу: именно в этом доме я лишилась невинности. Но если вы намекаете, что я сожгла его вместе с неведомым мне дядей…

— Я думаю, вы надеялись обнаружить там Павла. Но обнаружили совсем другого человека, который вашему появлению вряд ли обрадовался. Далее в сюжете значительный пробел. Через некоторое время вас уже видят в компании Полозова, Ника, как вы его называете. Так что пробел нетрудно восполнить. Либо Полозов как-то узнал о вас — что в принципе нетрудно, ведь вашу историю за несколько лет до этого обсуждал весь город, и именно вы рассказали ему про дом и его обитателя, — либо он застал вас там. Я склоняюсь к первой версии. Если бы вы оказались свидетелем убийства, вряд ли он оставил бы вас в живых… Какими методами вас убеждали, вообразить нетрудно. В результате вы безропотно выполняете все, что прикажет вам Ник. Только сомневаюсь, что вы смирились. Уверен, вы не прочь поквитаться с этими мерзавцами. Я ошибаюсь?

— Что вы, — вздохнула я. — Все так и есть. Я могу говорить откровенно?

— Конечно, — кивнул Рогозин.

— Занятный вы дядя. Живописали, как Ник и этот самый Долгих разделываются со своими врагами, а потом интересуетесь, не желаю ли я свести с ними счеты? То есть не хочу ли я записаться в клуб самоубийц? Не хочу. Не буду врать, что мне моя жизнь нравится, но и такая жизнь все же лучше, чем ранняя кончина.

— Я понимаю. Вы боитесь, что вполне естественно. Могу представить, что вам пришлось пережить, каким образом он вынудил вас…

— Не можете, — перебила я и улыбнулась. — Я имею в виду — представить. Вы же не чокнутый, вам это просто в голову не придет.

Он уставился на меня. Мы не отводили взгляды больше минуты, потом он спросил серьезно:

— И вы не мечтаете от него избавиться?

— Мечтаю. С утра до вечера, а по ночам даже особенно.

— Говорят, дружков вашего Ника кто-то усердно вырезает. Правда?

— Ага. Ждете, что я приду с повинной?

— Если вы и имеете к этому отношение, то я предпочел бы ничего не знать. А еще я уверен, вы мучительно переживаете гибель Шлимана. Вы ведь подозреваете убийство? С того момента, как узнали о фотографии?

— Он вам ее показывал? — притворяться надоело, разговор утомил, потому что смысла я в нем не видела.

— Конечно.

— Да, я считала его хорошим парнем, и его смерть… Но это ничего не меняет.

— Что же должно произойти, чтобы вы поняли: со злом надо бороться?

— Вот вы и валяйте, боритесь. Вам по службе положено.

— Не боитесь опять оказаться в тюрьме? Только теперь преступление, в котором вас обвинят, посерьезнее.

— И там люди живут. В тюрьме лучше, чем в могиле. Мне есть с чем сравнивать, можете поверить.