Ночь последнего дня

Полякова Татьяна Викторовна

— Ее держат связанной? — стиснув руки, спросила я.

— Ты зачем пришла? — резко спросил Ник, а я вздохнула.

— К кому мне идти, скажи на милость…

— О-о, — поднял он вверх указательный палец, — пробило. Дошло, наконец. Блудная дочь. Поцелуй папу в темечко, только он о тебе и думает.

— Кто стрелял в Углова? — спросила я.

— Тебе-то что за разница? Знакомец наш стрелял, а кто конкретно, не твоего ума дело.

— А Машка, что с ней?

— Машка твоя дура, одна извилина и та от наркоты фактически прямая. Дядя должен был в большой печали застрелиться, мы для него и причину подготовили, для достоверности — большой-пребольшой проигрыш в казино. Конечно, причина так себе, я нашим даже выговор сделал, что работают без огонька, но все-таки лучше, чем ничего. И как раз

в тот момент, когда Углов стрелял себе в голову, в кабинет входит твоя Машка — без стука, заметь, что говорит о ее дурном воспитании, — и начинает вопить, характер-то у твоей подружки склочный. Короче, Углов шмальнул себе еще и в грудь для убедительности и сунул пистолет Машке в руку. А что бедняге было делать? Ситуация-то внеплановая, а работают одни дилетанты, скоро специалиста, чтоб смог собрата укокошить без сучка и задоринки, днем с огнем не сыщешь. Как тут на пенсию уходить? Надо ковать кадры. В общем, на Машкины крики народ понабежал, а у нее единственная ее извилина вдруг заработала, и она поняла, как скверно выглядит: вся в крови да с «пушкой» в руках… Да, тут необходимо отдать должное твоей подруге, не зря я на нее тратил силы и время: другая принялась бы вопить, что был в кабинете еще человек, он-то, такой-сякой, Углова и укокошил, а потом мне пистолетик в руки вложил, а сам через лоджию в соседнюю приемную, которая в тот момент была абсолютно пуста и где дверь заблаговременно оставили незапертой, смылся. Но Машка о человечке ни слова. Вопила отчаянно, в большой печали, что вляпалась, но все не по делу. Буйствовала. И отправилась в психушку. Тут уж я быстренько подключился.

— Ты можешь говорить серьезно? — не выдержала я. Его тон доводил меня до бешенства, но я вынуждена была смирить себя, и в моих словах было больше сожаления, чем злости.

— Пожалуйста, — легко согласился Ник и вновь устроился на диване рядом со мной. — Поведи она себя по-другому, начни отпираться и все такое прочее… — он сделал характерный жест, проведя ребром ладони по горлу, — скончалась бы при первой возможности. Нам суета ни к чему. Углов хоть и ничтожество, но кресло, в котором он сидел, требует уважения. В психушке Машку уже посетил адвокат и растолковал ей, что к чему. Если ее угораздило так не вовремя войти в кабинет, придется брать убийство на себя. А что, тоже неплохо: большая любовь, ревность.., все в лучших традициях ее любимых сериалов. Когда она окончательно проникнется, врач разрешит следователю ее допросить.

— И Машка сядет в тюрьму за убийство? — с трудом расцепив зубы, спросила я.

— Я тебе про темечко говорил? Можешь целовать прямо сейчас.

— Ник…

— Ну что, «Ник»? — усмехнулся он. — Будешь папу слушать, все сложится в «елочку». Состояние аффекта, то да се… Полежит полгодика в психушке, страсти улягутся, и врач решит, что для общества она не опасна. Переведем в другую психушку с режимом полегче, не психушка, а санаторий, а там и вовсе домой…

— Ник…

— Все. Я сделал, что мог. Попробуешь вмешаться, и Машке твоей каюк. Выждем время, скоро начнешь к ней на свидания ходить. Я позабочусь о том, чтобы она там лишнего дня не задержалась. Ты мне веришь? — вдруг спросил он совершенно серьезно и уставился на меня своими рыбьими глазами.

— Верю, — буркнула я.

— Вот и отлично. Кровью договор скреплять не будем, я тебе тоже на слово верю, за что бесконечно страдаю.

— Я смогу ее увидеть?

— Я же сказал…

— Как скоро?

— Как только, так сразу.

Ник поднялся и прошелся по комнате. Потом подошел сзади и наклонился к самому моему уху.

— Надеюсь, ты понимаешь, что дружба должна быть обоюдной? Папуля к тебе со всей душой, а ты, сучка, ему свинью на блюде.

— О чем ты? — испугалась я.

— О твоих шашнях с ментом. Я с тебя, сердце мое, глаз не спускал. И мысли твои дурацкие читаю на расстоянии. Ты что себе вообразила?

— Ник, я не стала тебе рассказывать… — Я резко повернулась и натолкнулась на его взгляд. От него мороз пошел по коже, и я поняла, что все слова бесполезны.

— Чего глаза прячешь? Хотела папу в сортир спустить? Ладно, с этим разберемся, будет время. Сейчас меня другой человечек волнует — некто Приходько… Изумление в вашем взоре для меня даже обидно, —

вновь принялся кривляться Ник. — Неужто ты думала, что я не докопаюсь? У тебя начисто отсутствует уважение к старшему товарищу. По мне, этот Приходько гроша ломаного не стоит. Если только у него не завалялся документик какой на черный день. Он с твоим Пашкой-Французом часом не встречался?

— Нет. Он искал его. Но не нашел. Оттого и обратился ко мне.

— А ты, вместо того чтобы позвонить папе, так мол и так, свою игру затеяла. Ты на что надеялась, идиотка? — рявкнул Ник.

— Ни на что. Просто хотела, чтобы он…

— «Просто хотела», — передразнил он. — Кто твоего хотения-то спрашивает? Этот козел у нас едва ценный груз из-под носа не увел. А кто за груз отвечает? Правильно, я, папуля твой родной, который не спит, не ест, лишь о твоем благе думает. А ты что? Тварь неблагодарная. Значит, так, хозяевам нужен козел отпущения, то есть дядя, который нам едва поставки не сорвал. А ты его злостно прячешь. Нехорошо это. Дядю надо сдавать. Не то не видеть тебе моей дружбы как своих ушей. Пойдешь козликом вместо дяди, мол, ты Гороха прирезала и мужичков на груз навела. Мне что, мне без разницы, ты или Приходько, лишь бы отчитаться. И станет твоя Машка кактусом, уж об этом-то я позабочусь. Если умело за дело взяться, за неделю желаемого эффекта добиться можно. А вот если мы хозяину принесем на блюде голову Приходько, есть шанс поторговаться и неплохо поиметь. Наш отец-основатель ужас как родственника не жалует, видно, опасается, что у того на него кое-что есть. Головку красиво упакуем, и будет полный порядок. И с транспортом разобрались, и заодно узнали, кто у нас тут мочиловом промышлял. Ну, как? Дважды свою любовь предлагать не буду. Только не говори, что не знаешь, как с ним связаться. Не знаешь, выходит, обойдешься без моей любви.

Я понимала, что Ник, несмотря на дурашливость, говорит серьезно.

— Ты вытащишь Машку? — посмотрев на него, спросила я.

— Слово чести. Не будешь дурой, выйдет из психушки на своих двоих и с условным сроком. А дернешься — не обессудь. И вот еще что. Твое некрасивое поведение я тебе прощаю, но в последний раз. Назовем его глупостью и скоренько забудем. Помни о моей доброте. У другого ты бы в ногах навалялась, а я, отец родной, все забыл, простил и люблю пуще прежнего. Ладно, хорош базарить, — хмуро добавил он. — Мне нужен Приходько. Я тебя не тороплю. Хочешь подумать — подумай. Скажем, минуту. Отсчет пошел, — усмехнулся Ник, садясь напротив.

— Я должна позвонить, — облизнув губы, сказала я. Ник пододвинул мне трубку. — Нет. Из автомата. То, что я вдруг звоню по сотовому, покажется ему подозрительным.

— Назначишь ему встречу в пивной на Добросельской, это его не насторожит. Очень удобное для нас местечко. Он даже ничего сообразить не успеет.

* * *

Приходько вошел в бар и быстро огляделся, взгляд его задержался на компании молодых людей за столом в углу — трое парней и две девушки. Он чуть расслабился, видимо, решив, что ребята не опасны. И направился ко мне.

— Привет. — Сел напротив, взгляд был настороженным, хотя звонила я ему не в первый раз. О том, что произошло с Машкой, он знал, раз уж об убийстве раструбили все газеты, и наверняка прикидывал, как эти события отразятся на наших планах.

— Привет, — кивнула я.

— Что-нибудь случилось? — помедлив, спросил он.

— У меня появилась идея, как вытащить Машку. Рогозину она вряд ли понравится, но мы с тобой могли бы попробовать. Заодно вернешь себе кое-какие деньги.

— Что за идея? — нахмурился он.

— Идем, кое-что покажу, так будет проще объяснить, что я задумала.

Я поднялась, и он поднялся следом, мы вышли в узкий коридор, который заканчивался дверью во двор. Даже если бы Приходько что-то заподозрил, у него не было шансов сбежать. Я знала, что за дверью, из которой мы только что вышли, стоят ребята Ника. Конечно, Приходько мог бы пристрелить меня, но как раз это в тот момент не очень меня заботило. Коридор закончился, я толкнула дверь и вышла первой, Приходько сделал шаг, и в нескольких сантиметрах от его головы оказалось дуло пистолета. Парень стоял сбоку, буркнул: «Не дергайся!» — и быстро обыскал его, нашел «пушку» и удовлетворенно хмыкнул.