Ночь разбитых сердец

Робертс Нора

– Как обычно. Всем. – Брайан постарался проигнорировать неприятное ощущение, когда Керби стянула края раны. – Я бесчувственный. Мне на нее плевать… и всем остальным тоже. Я ее не понимаю. Никто не понимает. Если бы я был настоя­щим братом, то одолжил бы ей пять тысяч долларов, чтобы она смогла вернуться в Нью-Йорк и стать звездой.

– А я думала, что она решила провести лето здесь.

– Лекси поссорилась с Джифом. Но поскольку он не при­полз к ней на коленях, она перестала дуться – это мы уже пере­жили вчера – и перешла ко

второй стадии – отвратительному поведению. Ты уже заканчиваешь?

– На полпути, – терпеливо ответила Керби.

– Половина? Прекрасно! Чудесно! – Его снова затошнило, и он решил срочно подумать о чем-нибудь другом. – Кто был тот бродяга?

– Ожог второй степени. Схватка с кофейником. Говорит, что художник, собирался на коралловый риф. Остановился в кемпинге. Имя не называл.

– И что за художник?

– Вроде пишет маслом. Хотел, чтобы я позировала ему. Черт побери, не дергайся.

– И что ты ему сказала?

– Что я польщена, большое спасибо, но у меня нет времени. Признаться, он заставил меня понервничать.

Свободная рука Брайана внезапно взметнулась и впилась в ее плечо. Керби выругалась.

– Он посмел дотронуться до тебя?!

В его глазах больше не было страха – одна исступленная ярость. И Керби это порадовало.

– О, Брайан! В приступе похоти он одной рукой свалил меня на пол и сорвал одежду!

Пальцы Брайана еще сильнее вонзились в ее плечо.

– Прекрати паясничать! Он дотронулся до тебя?

– Нет, конечно же, нет! Просто я понервничала немного, потому что никого рядом не было, а он казался слишком… за­интересованным. Потом выяснилось, что он просто хотел нари­совать мои руки. – Она помахала пальцами левой руки. – «Руки ангела». Теперь сиди спокойно, а то испортишь мою ра­боту, и у тебя останется отвратительный шрам. Хотя твоя рев­ность мне льстит.

– Я не ревную. – Он отпустил ее плечо и усилием воли по­старался избавиться от зеленой пелены, застилавшей глаза. – Просто не хочу, чтобы какой-то бродяга приставал к тебе.

– Он не приставал, а если бы пристал, я бы справилась с ним. Последний стежок! – Керби натянула нитку, завязала узел, отрезала и внимательно осмотрела линию аккуратных стежков. – Отличная работа, хотя себя хвалить не принято.

Она поднялась, чтобы приготовить противостолбнячный укол.

– И как бы ты, интересно, справилась?

– С чем? А, мы все еще об этом… Вежливым категорическим отказом.

– А если бы не помогло?

– Я бы хорошенько надавила на ожог, и он свалился бы на пол, визжа от боли.

Когда Керби снова повернулась к нему, предусмотрительно пряча шприц за спиной, Брайан улыбался.

– Ты действительно сделала бы это?

– Конечно! Однажды я охладила пыл перевозбудившегося пациента, нежно нажав на его гортань. Он тут же прекратил де­лать грязные предложения мне и медсестрам. Брайан, ты еще не соскучился по лилиям?

Он побледнел.

– Которые у тебя за спиной?

– Ну да.

Просто посмотри на лилии.

– О господи! – Он отвернулся, а спустя секунду дернулся, вскрикнув от боли. – Укол, черт побери. Ты чем пользуешься, обивочными гвоздями?

– Вот и все. – Керби протерла место укола и села, чтобы перевязать его руку. – Не мочи повязку. Я буду менять ее по мере необходимости. Дней через десять-пятнадцать, может быть, снимем швы.

– То-то повеселимся!

– Держи, – она вынула из кармана халата леденец на палоч­ке и протянула ему. – За то, что был пай-мальчиком.

– Сарказм я понял, но леденец возьму. Керби развернула конфету и сунула ему в рот.

– Прими пару таблеток аспирина. Местная анестезия бы­стро проходит, и тебе будет больно. Надо идти впереди боли, а не гнаться за ней.

– Не хочешь поцеловать?

– Так и быть, – она подняла его руку и легко коснулась бинта губами. – Будь осторожнее со своим кухонным оружием. Я люблю твои руки такими, какие они есть.

– Тогда, может быть, ты не станешь возражать, если я загля­ну сюда попозже вечерком, свалю тебя на пол одной рукой и сорву одежду?

– Думаю, не буду. – Керби потянулась к нему и быстро по­целовала. – Чем скорее, тем лучше.

Брайан взглянул на стол для обследования больных, и его лицо осветилось улыбкой.

– Послушай, раз уж я здесь, может, ты осмотришь меня? Не был у врача года три. Можешь надеть фонендоскоп. Только, чур, ничего, кроме фонендоскопа!

Керби почувствовала, как по телу пробежала дрожь желания. Но в этот момент кто-то постучал в дверь, и она вернулась с небес на землю.

– Придется назначить вас на вечер. – Она отстранилась и встала, чтобы убрать поднос. – Я все утро занималась ветрян­кой, и это мой следующий пациент.

Брайан вдруг понял, что не хочет уходить. Он хочет сидеть здесь и смотреть на нее. Смотреть, как уверенно она управляет­ся со своими инструментами, как изящно двигается… Так что он остался и стал смотреть.

– И у кого же ветрянка?

– Похоже, что у всех, кому меньше десяти. Уже семь случа­ев! Кстати, ты болел ветрянкой?

– О да, мы все трое болели одновременно. Кажется, мне было девять, значит, Джо было шесть, а Лекс – меньше трех. Мама вылила на нас пару галлонов каламина.

– Должно быть, вы отлично повеселились.

– А что, было не так уж плохо – особенно после первых не­скольких дней. Отец съездил на материк и привез огромную ко­робку кубиков, не меньше дюжины раскрасок, девчонкам – кукол Барби, а мне – огромные экскаваторы и подъемники, да еще коллекционные машинки.

Брайан расчувствовался от воспоминаний, понял это и не­ловко пожал плечами.

– Наверное, он просто отчаянно хотел занять нас чем-ни­будь.

И дать немного отдохнуть вашей матери, подумала Керби.

– Могу представить, как трудно справляться с тремя боль­ными детьми. Похоже, он поступил правильно.