Ночь с роскошной изменницей
Шрифт:
– Макс, не стоит так распыляться, понял! Так никто не ведет следствие, никто! – стонала Соня, развалившись в собственной гостиной на диване.
После кафе Дворников поволок ее в редакцию местной скандальной газеты, где на двадцатых задворных ролях трудился один из его приятелей. Там они пробыли весь остаток трудного, нудного дня. И пробыли, как небезосновательно полагала Соня, совершенно безрезультатно.
Макс с приятелем сидели на колченогих стульях за столом, заваленным ворохом каких-то бумаг. Обсуждали три последних футбольных матча, безостановочно пили пиво, курили, матерились и абсолютно
После обсуждения футбольных матчей они, слава богу, перешли наконец к теме Кротовой Аллы. Но лучше бы они этого и вовсе не делали. Чего она только не наслушалась! Какими только гадостями на предмет личной жизни лесбиянок ее не попотчевали. Впору было бросаться головой вперед в ворох бумаг и зарыться в них, чтобы ничего, ничего не слышать.
Бедному Никите тоже досталось на орехи. Макс и его приятель ну просто оглушительно ржали, передавая в лицах возможный конфуз первой брачной ночи.
Потом их разговор перешел на невнятный шепот, и у Сони появилась возможность немного отдохнуть от щекочущих нервы подробностей. Выбрав в одном из углов укромное место, она поставила рядом две коробки с писчей бумагой, уселась на них, блаженно вытянув ноющие от беготни ноги, и, кажется, даже задремала. Очнулась она, во всяком случае, оттого, что Макс бесцеремонно трепал ее за плечо и снова тащил куда-то за собой.
Поеживаясь и то и дело зевая, Соня выбралась по узкой заплеванной лестнице на улицу и ахнула. Было совершенно темно. Вовсю горели уличные фонари. Движение машин по оживленному проспекту сделалось ленивым и вальяжным, а публика, наводнившая улицы, резко отличалась от той, сквозь чьи локти, спины и бока ей пришлось сегодня пробираться к этой редакции.
– Который же сейчас час?! – вытаращила Соня на Макса заспанные глаза.
– Что-то около двенадцати, кажется, – беспечно отозвался тот. – Ну, что, Софи? Идем к тебе, покормимся ужином? Надеюсь, не откажешь мне в такой малости, на большее я не рассчитываю, как, впрочем, и всегда.
– Я столько проспала? – опешила она. В подвал редакции они спускались, когда едва перевалило за семнадцать ноль-ноль.
– Чему удивляться? Нормальная реакция твоей нервной системы на внешние раздражители, – пожал тот плечами и тут же снова захныкал: – Софи, ну не стой ты столбом! Едем уже к тебе, жрать хочется, просто сил нет!
До ее дома они добрались очень быстро – поймали на перекрестке у светофора такси. Поднялись на пятый этаж, ввалились в квартиру и едва не задохнулись от духоты. Макс тут же кинулся распахивать все имеющиеся в квартире окна, а она захлопотала с ужином.
Быстро приготовила спагетти, сварила соус, высыпав пряную муку из яркого пакетика в шипящую маслом сковородку. Залила сливками, настрогала туда сосисок пятачками вместо куриного филе. Потом все это дело разложила по тарелкам и позвала Макса.
– Не бог весть что, но… – попыталась она извиниться.
– Ладно тебе, Софи! – тот моментально
Он все и съел один. Соня ограничилась кефиром. Не став дожидаться, пока Дворников заполнит наконец урчащий свой желудок, ушла в гостиную. Легла на диван, задрав ноги на спинку, и принялась канючить.
– Ты распыляешься сразу по всем направлениям, – ныла она, нисколько не заботясь, слышит он ее теперь или нет. – Сначала пытался найти человека, который, возможно, делал Тане документы. Теперь таскаешься с идеей обвинить во всех смертных грехах бедного Никиту. Нельзя же так, Макс!!! Нельзя!!!
Он просочился из коридора в гостиную рыжим сытым котом. Уселся на диван, нелюбезно спихнув ее ноги со спинки и проворчав при этом:
– Нечего мне тут в нос совать грязные пятки!
Потом слушал ее стенания минут пять, при этом хмыкал довольно, хитро мерцал кошачьими глазищами, хрустел длинными узловатыми пальцами. И молчал. Но вот когда она в очередной раз произнесла:
– Оставил бы ты в покое бедного Никиту! – Дворников неожиданно с радостью шлепнул ее по бедру и заорал:
– А знаешь, Никита твой и в самом деле бедный!
– Как это? – Соня потерла загоревшееся от его дурацкого шлепка бедро. – Как это бедный?
– Как церковная мышь, представляешь! – довольно захихикал Макс, сыто рыгнул и дурашливо запел, шлепая себя ладонями по коленкам: – Твой Никита беден, как церковная мышь! И связался с богатой лесбиянкой! И жениться на ней собрался из-за денег. А тут подворачивается вариант с Софи. И он не прочь перекинуться на нее, потому что чувства у глупой девочки еще живы! Но на пути стоят Сочельниковы, их следует убрать…
– Прекрати идиотничать! – закричала Соня, резко вставая. – Ты что несешь?! Ты что такое несешь, Дворников?! Сочинил идиотскую историю! Быстро подогнал ее под ту, что случилась на самом деле, и теперь… Нет!!! Я не позволю тебе этого сделать с Никитой! Не позволю!!! Это уже не эксперимент, Максим. Это уже не тест на выживаемость, это уже… Попахивает сумасшествием!
Дворников и в самом деле походил теперь на сумасшедшего. Волосы растрепаны, впрочем, как всегда. Глаза просто мистически фосфоресцировали под упархивающими под челку бровями. Пальцы метались по ногам, ощупывая то колени, то бедра, то пустые карманы истрепавшихся до ниток джинсов. Губы беззвучно шевелились, то ли шептал он что-то сам себе, то ли пытался таким вот беззвучным образом возразить ей.
– Таким вот точно образом пытались обвинить меня, знаешь! – произнесла она с горечью, вспомнив страшную ночь в карцере. – Просто потому, что я нашла ее тело. Просто потому, что была когда-то ее подругой. И просто потому, что… Что Анна Васильевна меня полюбила!
– Ладно, не кипятись, – пошел тут же на попятный Дворников. – Кстати, здорово у тебя тут. Ее старания?
Под «ней» он подразумевал Анну Васильевну Сочельникову. Ее деньги и заслуги перед обществом всегда вызывали у Макса живейший интерес. Странно, что она только сейчас об этом вспомнила. Он часто расспрашивал ее про Татьяну, про Анну Васильевну и чаще критиковал, а порой и завидовал. Именно так, бывало, Соня расценивала его гневные выпады в адрес семейства Сочельниковых.