Ночь со зверем
Шрифт:
— Хант…
— Ты можешь со мной перестать спорить? — повернул к нему голову, надеясь, что взгляд достаточно убийственный. — Мне нужно быть уверенным, что ты сможешь подхватить дела. И у тебя на почте документы по Айвори.
Он замер, глядя на наполняющуюся чашку.
— Перезвони Гранту, — отозвался вдруг. — Он правда почему-то о тебе переживает…
Я проследил за ним, пока он удалялся из кухни, вспоминая странные слова Сезара о том, что я не должен пропасть без вести… тоже. Чашка уже давно была полной, а я все ковырял
— Черт, — процедил, когда рука дрогнула, и кофе выплеснулось на кожу.
В этот момент мимо кухни проскользнула Айвори, но восторженный писк ребенка разрушил ее планы остаться незаметной и мои — не заметить. Я только прикрыл глаза, сжимая кулаки. Рука болела недостаточно сильно, потому что жажда выжигала внутри все гораздо болезненней. Каждое ее касание оставляло на коже шрамы. Она не видела, но я чувствовал, как они оплавляют душу… и хотел еще. Я бы собирал коллекцию ее прикосновений, царапин и слов… Когда сойду с ума окончательно, это будет все, что мне останется….
Я развернулся и направился к камину, стараясь не дышать, но взгляд сам зацепился за девушку в лучах раннего утра в окне гостиной. И я не смог отвернуться. Наверное, это последнее, что хотелось бы увидеть. Мне казалось, сердце остановилось, а я продолжал смотреть, как Айвори стоит на тропинке, прижимая к себе ребенка, и улыбается. Я ведь никогда не видел ее улыбку…
В горле пересохло, а в груди разлилась тупая боль, и сердце разогналось так, будто в меня снова кто-то выстрелил. Как может быть и жизнь, и смерть — в одном? Протяни руку и живи. Или уйди и сдохни…
Соврать себе, что могу принять? Это будет верхом эгоизма. Я слишком долго жил в лесу один, да и сейчас вел такую жизнь, что отыскать в себе человека будет сложно. Я — убийца, зверь… И нет во мне ничего, что бы мог предложить Айвори. Это странно, но желание найти ее было таким всепоглощающим, что вопроса присвоить ее или нет не стояло еще пару дней назад.
Но сейчас все поменялось. Даже если сил хватит только на один рывок подальше от нее, я это сделаю. Скоро…
«Я уберусь с твоих глаз, девочка… И ты сможешь жить спокойно. Я об этом позабочусь».
Только перед глазами вдруг потемнело, пальцы ощерились когтями, и я упал на колени, чувствуя, что меня сейчас вывернет наизнанку. Это не было похоже на оборот, скорее — на смерть. Легкие сдавило, сердце забилось где-то в горле, тяжело вырывая себе каждый удар… Я не мог сделать вдох, только хрипеть… Перед глазами потемнело, но тут послышался женский вскрик и мое имя, снова и снова. А я даже не мог рявкнуть ей, чтобы бежала — рот наполнился клыками.
— Эйдан! — Она обхватила мою голову, касалась везде снова и снова. И это будто поставило смерть на паузу. — Эйдан, я позвонила Уиллу, держись…
А рядом слышалось удивленное воркование и быстрое сопение.
— Уйди, — прорычал, но слова так и не просочились сквозь рык.
Дышать снова стало
— Тш, — снова не испугалась она, наглаживая меня по волосам. — Дыши, пожалуйста… Не рычи, просто дыши.
В моих планах не было смерти, и я слушался Айвори, отвоевывая вдох за вдохом. Запахи… ее и ребенка наполняли ноздри, обжигали нервы… но, удивительным образом, только успокаивали. Мне ничего не оставалось, кроме как чувствовать их обоих. Кажется, Айвори склонилась слишком низко, и меня схватили за волосы совершенно не ласково, но не сильно… снова и снова, а сосредоточенное сопение защекотало ухо. Я зарычал, но на этот раз тихо… и удивленно.
Меня не раздражал ее ребенок. И запах его тоже не делал бешеным зверем, как я боялся. Наоборот — я переставал умирать.
— Рон… — Ее голос дрожал. — Не трогай…
Хлопнули двери, послышался топот. И я открыл глаза, делая нормальный вдох. Черные точки разбегались, становилось больно смотреть на свет, отраженный от ее волос…
— Уилл, его надо в больницу! — закричала Айвори.
— Не надо, — прохрипел я.
— Да какого черта?! — кричала она, пряча ребенка от меня, отгораживая каким-то тонким шарфом. — Не слушай его, Уилл! Вызывай скорую! Он же не дышит! Может, аллергия.
— Я вызвал, Айвори…
Эти двое все суетились вокруг, а я не мог отвести взгляда от ерзавшей выпуклости под тканью в ее руках. Ребенок размахивал руками, будто пытаясь привлечь к себе внимание, а я думал о нем. Слушал, чувствовал запах… и меня это каким-то образом лечило. Сердце успокаивалось, в голове прояснялось…
Мы со зверем разошлись окончательно. И эта акция сепаратизма, которая едва не стоила жизни — тому подтверждение. Он что-то хотел мне сказать… Но я не слышал его голоса — слишком давно оставил его позади. Долго придется возвращаться до места развилки…
Я сидела на кровати, прижимая к себе Рона, и тяжело дышала, прокручивая эту жуткую сцену снова и снова. Когда мне показалось, что я услышала звук падения, не думая рванула в дом. Как же хорошо, что решила проверить! И теперь хотелось кинуться к Эйдану и настоять, чтобы его обследовали, и чтобы этот упрямый медведь не отшутился от госпитализации.
Когда показалось, что он умрет, я жутко испугалась.
Я так погрузилась в этот ужас, что не сразу заметила, что Рон непривычно расстроен.
Спустя минуту он начал кукситься, хныкать и выгибаться… пока впервые не устроил мне полноценную истерику.
— Эй, ну ты чего?
Я ходила туда-сюда с ним по комнате, пытаясь уложить в перевязь и успокоить грудью — не выходило. Зато отвлекало от беспокойства за Эйдана. Не помогало ничего, и я всерьез начала паниковать — малыш уже истерил в полную силу. В конце концов я решила проскользнуть с ним в сад. Рон настороженно затих, стоило выйти из комнаты и пройти через дом, но на улице снова пустился в плач.