Ночь страсти

Бойл Элизабет

С этими словами она сделала то, что могла сделать одна-единственная женщина на свете.

Она сжала руку в кулак и ударила его промеж глаз, заставив пролететь далеко вдоль ограждения.

У него из глаз посыпались искры.

Ни одна леди не смогла бы нанести такой удар. Кроме…

— Джорджи, — произнес он, ловя воздух ртом и падая на колени.

У него под руками сумка зашевелилась. Это были не платья и белье, а что-то живое.

Он тряхнул головой, чтобы прийти в себя от ее удара, и резко раскрыл сумку — только чтобы обнаружить

там краснолицего орущего младенца, вырывающегося наружу.

Младенец? И он чуть было не выбросил его за борт! У него из легких вырвался воздух, словно она нанесла ему точный удар еще и в солнечное сплетение.

Над головой разорвались ракеты после очередного залпа французских пушек, осветив палубы «Сибариса», как Люксембургский сад.

Младенец на минуту прекратил плач и уставился на огромные вспышки света, затем заплакал вновь.

— Дайте ее мне, — сказала она, отталкивая Колина, доставая из самодельной колыбели ребенка и заботливо обнимая его.

— Джорджи, — снова прошептал он, на этот раз протягивая ладонь к лицу, которое он всем сердцем стремился увидеть вновь.

Однако вместо того чтобы броситься в его объятия она отстранилась, избегая его прикосновения, в ее глазах сквозило недоверие, а на лице читалось суровое выражение.

— Да, Колин, это я.

Глава 8

Несколько часов спустя Колин в последний раз посмотрел в бинокль и с удовлетворением отметил, что они оторвались от преследовавших их французов. Вокруг все было голубым и чистым — и море, и небо. По крайней мере пока.

Но почему он не испытывал подъема? Потому, что не мог стряхнуть с себя чувство, что внезапное появление французского корабля в Волтурно именно в эту ночь не было простой случайностью?

Три его встречи с французскими патрулями за последние полмесяца проходили совершенно иначе.

Сегодня все напоминало ловушку. И это могло означать лишь одно: кто-то предал его.

Предал. Сама эта мысль терзала его душу. Вдобавок к этому перед ним встала еще одна проблема — леди в трюме.

Джорджи. Его невозможная, непредсказуемая Джорджи. Но она ли это? Женщина, которая смотрела на него с таким презрением, с такой ненавистью и враждебностью мало напоминала ту, которая с такой страстью делила с ним постель. И эта необъяснимая холодность удержала его от того, чтобы заключить ее в объятия и объясниться в любви.

Да, это и еще французы, преследовавшие его корабль.

Теперь, когда эта маленькая задача была решена, он с некоторой грустью подумал, что нет такой проблемы, которую он не смог бы преодолеть, чтобы Джорджи никогда больше не покидала его.

Он не осуждал Джорджи за ее гнев или нанесенный ему удар за то, что он чуть не выбросил за борт ее ребенка, Колин готов был броситься перед ней на колени и молить о прощении. Но к ее гневу примешивалось что-то большее, чем просто недовольство его крутым нравом…

В тот момент, когда Колин

заглянул в ее глаза и снова утонул в их таинственной черной глубине, он увидел, что за прошедшие двенадцать месяцев случилось что-то непоправимое — с ней, с ними. Но он никак не мог понять, что именно.

И у нее появился ребенок.

Младенец! Сердце Колина захлестнули новые чувства. Хотя он практически ничего не знал о детях, он подсчитал месяцы, и этот подсчет ясно показал, что ребенок был его. Он и должен быть его — с копной черных волос Данверсов, — трудно поверить, что у него мог быть другой отец.

Его дочь! Одно это наполнило его невероятной радостью и благоговейным страхом.

— Мы пойдем тем же курсом, кэп? — Вопрос Ливетта вернул Колина в реальный мир. — Или же зайдем в Италию, как требует этот настырный бедолага Пимм?

— Держитесь этого курса, — сказал Колин. Не имело смысла заходить в Неаполь, так как Нельсона там больше не было. Его неожиданно отозвали домой, и сейчас он находился далеко от этого места. Хотя Колин сомневался, что эта информация была известна всем и каждому — Что-нибудь еще, мистер Ливетт?

— Да, кэп, — признался шкипер. — Это парнишка. Он опять пробрался в пакгауз.

Колин закрыл глаза и сосчитал до десяти. Рейф!

Его двенадцатилетний единокровный брат Рейфел Данверс пробрался тайком на «Сибарис», прежде чем они отплыли из Лондона. Он появился из своего укрытия три дня спустя, заявив, что школа, куда его определил Колин, была пустой тратой времени, а он хотел бы узнать жизнь на собственном опыте. В последующие месяцы парень доставил им немало хлопот: перепутал все снасти, дважды поджигал корабль и едва не утонул, нырнув в море.

Предпочтительнее было бы иметь на борту самого дьявола.

— Где он сейчас, мистер Ливетт?

Он займется братом после того, как увидит Джорджи.

— Не могу сказать точно. Он исчез с… с… — Шкипер уклонился от прямого ответа.

— Довольно, — сказал Колин. — Он — моя головная боль, а не ваша.

— Он выпил бочонок рома и едва держится на ногах. — Мистер Ливетт посмотрел на мачту. — По крайней мере на этот раз он не пытался вскарабкаться наверх.

Сжав пальцами виски, Колин попытался понять, чем он заслужил такого брата. Почему Рейф так не похож на своего брата-близнеца Орландо? Тот сейчас, вероятно, спрягает латинские глаголы, превосходя своими знаниями всех в классе.

А не крадет ром и не выбрасывает рыбам свой обед.

— Постарайтесь найти его, пока он не натворил чего-нибудь похуже, — сказал Колин, — а потом заприте там, где нет ни спиртного, ни провизии. Я займусь им, как только смогу.

Затем Колин отправился вниз. С каждым шагом его все меньше и меньше занимали проделки Рейфа. Колина не заботило и то, что он насквозь промок, — шторм помог им спастись от преследователей.

Сейчас лишь одно имело для него значение — Джорджи. Его сердце бешено застучало от возбуждения.