Ночь Томаса
Шрифт:
— Почему на кухню? — спросила Аннамария.
Я шел следом за ними.
— Она подозревает, что в далеком будущем у них нет сладких пирогов.
Коттедж освещали лампы от Тиффани с абажурами из цветного стекла и бра, абажуры которых Блоссом придумала и изготовила сама.
— У кузины Мелвины на кухне много сладких пирогов?
— Она постоянно их печет.
В гостиной на стене висело лоскутное одеяло удивительной красоты с очень сложным рисунком. Блоссом продавала одеяла в художественные галереи, несколько приобрели
— Возможно, ее муж ночью пробуждается от голода и совершает набеги на пироги, — предположила Аннамария.
— Нет. Мелвина живет во Флориде, а ее муж, Норман, в ракетной шахте времен холодной войны в Небраске.
Из буфета она достала банку с кофе, передала Аннамарии.
— Почему у кого-то может возникнуть желание жить в старой ракетной шахте? — спросила Аннамария, взявшись за приготовление кофе.
Блоссом как раз открывала жестянку с печеньем.
— Чтобы не жить с Мелвиной. Она пошла бы с ним куда угодно, но только не в ракетную шахту.
Щипцами для кондитерских изделий Блоссом перекладывала печенье из жестянки на тарелку.
— Мелвина говорит, что они, возможно, утеряли лучшие рецепты во время мировой войны.
— Они воевали из-за сладких пирогов?
— Скорее всего, по обычным причинам. Но попутно остались без пирогов.
— Такое впечатление, что у нее не все в порядке с головой.
— Да, конечно, — кивнула Блоссом, — но в остальном она нормальная.
Я стоял у двери.
— У Аннамарии небольшая проблема.
— Беременность — это не проблема, — возразила Блоссом, — а благодать.
— Я не об этом. Ее ищут плохиши.
— Плохиши? — спросила Блоссом Аннамарию.
— Изначально плохих людей нет, — ответила Аннамария. — Все зависит от нашего выбора.
— И от Обманщика, — добавила Блоссом. — Он всегда нашептывает нам на ухо неправильный выбор. Но я уверена, что угрызения совести могут привести к раскаянию.
— Некоторые люди вспоминают об угрызениях совести лишь после того, как ты разбиваешь бейсбольную биту об их головы, — заметил я.
— Протрезвев, мой отец пожалел о том, что сделал со мной, — указала Блоссом.
— Некоторые люди, — гнул я свое, — запирают тебя в багажнике автомобиля с двумя дохлыми макаками-резус, ставят автомобиль в гигантский гидравлический пресс, нажимают на кнопку «ДАВИ» и смеются. Такого слова, как «сожаление», они просто не знают.
— Вы простили своего отца? — спросила Аннамария.
— Ему восемьдесят два года, — ответила Блоссом. — Я оплачиваю его счета в доме престарелых. Но не вижусь с ним.
— Некоторые люди, — продолжал я, — выходят из себя, и тебе приходится отнимать у них пистолет, и ты даешь им возможность обдумать содеянное ими, и они говорят, что вели себя неправильно, что их мучает совесть, но потом они позволяют тебе войти в комнату, где, и они точно это знают, находится крокодил, которого не кормили неделю.
Обе женщины одарили меня взглядом, каким обычно
— Я не говорю — все, — уточнил я. — Только некоторые люди.
Аннамария вновь повернулась к Блоссом:
— Но вы простили своего отца.
— Да. Давным-давно. Это было нелегко. А не вижусь я с ним потому, что ему становится дурно, когда он видит меня. У него рвется сердце. Чувство вины. Он очень страдает.
Аннамария протянула руку, Блоссом ее взяла. Потом женщины обнялись.
— Мы можем поиграть в джин-рамми, или в «Крестословицу», или в бэкгаммон, [27] или во что-то еще, — предложила Блоссом.
— Бэкгаммон мне нравится, — кивнула Аннамария. — Вы добавляете в кофе немного ванили, когда варите его?
27
Бэкгаммон (триктрак) — аналог нард.
— Иногда ваниль, иногда — корицу.
— Корицу. Звучит неплохо.
— Кузина Мелвина… не та, что замужем за Норманом из ракетной шахты, другая… она добавляет половину чайной ложки корицы и полную чайную ложку какао в кофейник на двенадцать чашек.
— И это правильно. Давайте сделаем то же самое. Почему родители назвали обеих дочерей Мелвинами?
— Так они не родные сестры. — Блоссом достала жестянку с какао-порошком. — Они кузины. Обеих назвали в честь бабушки по материнской линии — Мелвины Белмонт Синглтон. В свое время она была знаменитой.
— Знаменитой? Чем?
— Тем, что жила с гориллами.
— И что делали гориллы, с которыми она жила?
— В общем, они были гориллами, и в какой-то момент она отправилась жить к ним.
— Кем она была… натуралистом или антропологом?
— Нет-нет, наукой она не занималась. Просто думала о мире и всех этих гориллах, не могла насмотреться на них, и гориллы, похоже, ничего не имели против.
— Я бы предположила, что они возражали, — вставила Аннамария.
— Когда ученые приехали, чтобы изучать горилл, последние иногда доставляли им массу хлопот, но бабушку Мелвину приняли как свою.
— Должно быть, она производила впечатление.
— Да, в нашей семье женщины крепкие, — кивнула Блоссом.
— Я это вижу, — улыбнулась Аннамария, и Блоссом ответила тем же.
— Бабушка Мелвина даже научила гориллу по имени Перси писать стихи.
— Любопытно.
— Правда, ни один здравомыслящий человек за них бы не заплатил. — И обе рассмеялись.
Мне хотелось побольше узнать о бабушке Мелвине и гориллах, но, с другой стороны, я не мог откладывать серьезный разговор с Человеком-фонарем. Блоссом и Аннамария очень хорошо ладили друг с другом, вот я и решил уйти молча, не извещая о том, что их Одиссей должен поднимать парус на своем боевом корабле.